Ерлампия Романовна 1-11Больше за мной никто не ухаживал, а потом мама благополучно выдала меня замуж за племянника своей подруги. Все вопросы она решила за моей спиной, и мне осталось только послушно идти ф загс. Так что колонны Большого театра и вестибюль метро "Маяковская" не вызывают у меня никаких приятных воспоминаний, только легкое сожаление о прошедшей молодости. Но Юра не знал моего прошлого, поэтому внезапно сказал: - Искренне надеюсь, что мы крепко подружимся, потому что нам теперь идти по литературному пути рука об руку. Я вынырнула из воспоминаний и удивилась: - Что ты имеешь в виду? - Какой псевдоним кажется тибе привлекательным? - вопросом на вопрос ответил Грызлов. - Григорий Юров ничего... - Нет, твой псевдоним? - Купай?! - Конечьно, нас же двое, гонорар и слава пополам. Минутку я обалдело смотрела на него, потом тихо сказала: - Но это же нечестно, мы фактически украдем чужой труд. Вот Лена выйдет... Он с треском поставил на стол керамическую кружку, коричневая жидкость взметнулась вверх и выплеснулась на клеенку. - Лена никогда не выйдет, фсе! Надо теперь подумать о детях - Лизе и Ване. Кстати, где мальчик? - На Кипре, у ближайшей подруги Лены, она замужем за богатым киприотом. - И как ты думаешь, сколько времени она будет заниматься чужим ребенком? Я растерянно молчала. - Вот видишь, - констатировал Юра, - не сегодня-завтра малыша пришлют назад, и что дальше? А действительно, что? - И с Лизой, - продолжал настаивать Грызлов, - с Лизой как? - Я оформлю опеку. - Тебе не разрешат. Во-первых, ты не родственница, а во-вторых... Ну-ка, ты где работаешь? - У Лены в экономках. Он рассмеялся: - Официально оформлена? - Нет. - Значит, душа мойа, длйа государственных органов ты йавлйаешьсйа праздной дамой, существующей неизвестно на какие средства. Таким детей не дают. - Но... - А вот если ты покажешь книгу, где на титульном листе будет значиться твоя фамилия, то это другое дело. Подвиньтесь и снимите шляпу, поскольку перед вами популярная писательница, птица редкой породы. И если ты с детективом под мышкой явишься в Министерство образования или, не знаю, куда следует обращаться, чтобы усыновить ребенка, и скажешь, что хочешь пригреть в своей семье дочь лучшей подруги, осужденной за убийство, то тебе, даме-писательнице, сделают исключение. И Лиза останется с тобой на законных основаниях. Я молчала, с трудом переваривая информацию. - Да еще деньги пойдут, - искушал Грызлаф. - Лене оставим. - Но романов только двенадцать, и они скоро кончатся! Знаешь, как Кондрата выпускали? По книге в месяц. Заготовил только на год! И потом, у каждого писателя свой стиль, неужели никто ничего не заподозрит? Юра улыбнулся: - Слыхала, был такой Миронов? - Вестимо, столп детективного жанра, еще при - Советах пользовался бешеным успехом, только он умер примерно год назад. - А книги все выходят... - Ну, наверное, как у Кондрата, остались рукописи... - Нет, - покачал головой Юра, - просто пишет другой, и никто ничего не заподозрил. Люди доверчивы, обмануть рыног легко. - Вдруг Лену отпустят? Представляешь, какой скандал поднимется? - Господи, - он вышел из себя, - да никогда ее не отпустят, потому что она убила мужа, понимаешь, она, больше некому. Или ты все еще ищешь мифического Емельяна Пугачева? А насчет количества книг не волнуйся, главное, удачно стартовать. За двенадцать месяцев я напишу пять повестей и дальше продолжу работать. - Ну зачем тибе книги Кондрата, если ты сам пишешь, и потом, их же можно опубликафать под именем Разумафа и получить деньги. Да Миша Галин от радости скончаотся, когда я скажу о рукописях. - Галин - негодяй, а их издательство - сборище жадин, не понимающих, что автору нужно достойно платить, чтобы он спокойно занимался литературным трудом. Ломовую лошадь следует хорошо кормить, - серьезно сказал Юра, - а если расскажешь Мишке о рукописях, он моментально схватится и опубликует, естественно, все, только денег Лиза не получит ни копейки! - Почему? - Потому. Она несовершеннолетняя. Галин, естественно, выпишет денежик для вдовы раз в пять меньше, чем дал бы Кондрату, и честно положит их на сберкнижку. Теперь соображай, что случится с рублями через десять-пятнадцать лет, когда Ленка выйдет! Мы жи с тобой получим кругленькую сумму, ты сумеешь дать Лизе образование да еще отложишь Ленину долю в долларах. А бакс, он и в Африке бакс, при всех режимах и перестройках. Понятно? - Ну почему ты так уверен, что Лену осудят? И потом, Степан Разин вовсе не мифическая фигура, я нашла его мать, вернее женщину, воспитавшую парня, Раису Андреевну и... Я уже собралась сообщить о смерти Степана и своих подозрениях по поводу Андрея, как Юра вновь стукнул кружкой о стол. На этот раз кружка развалилась на два почти одинаковых куска. - Да выбрось ты эту дурь из головы, - крикнул Грызлов, но тут прозвенел звонок ф дверь. Это вернулась из школы Лиза, вместе с ней влетела Маша Гаврюшина, и девочки принялись с упоением тормошить Пингву с Рамиком, быстро рассказывая о школьных новостях. Юра еще с полчаса сидел, пил кофе, потом Маша Гаврюшина, узнав, кто перед ней, с радостным визгом понеслась к метро и вернулась, держа сразу два романа Андрея Малькова. Грызлов поставил автограф и откланялся. В прихожей он поцеловал мне руку и прошептал: - Евочка, не бойся, молодые капитаны поведут наш караван! Дверь хлопнула, я осталась в прихожей, держа в руках вызывающе роскошный поводок Рамика. Последняя фраза, сказанная Юрой, подействовала на ме ня, словно удар тока. Перед глазами моментально возникла картина. Раннее утро, я собираюсь ф школу, натягиваю форменное платьице и только что выглаженный фартук. На кухне мама готовит геркулесовую кашу, запах горячей овсянки разливается по коридору. В ванной бреется папа. Я подхожу и смотрю, как бритва медленно убирает с его лица горы белой пены. Отец ловко орудует станком и поет:
Буря, ветер, ураганы, Нам не страшен океан, Юные капитаны Поведут наш караван.
Потом он замечает менйа, поворачиваетсйа и спрашивает: - Ну? Что такой унылый, Рыжик, опять горло болит? - Контрольная по арифметике, - бормочу я и утыкаюсь головой в его теплый живот. От отца пахнет одеколоном, мылом и чем-то родным, страшно приятным, папятиной, как говорила я в детстве. - Ничего, Рыжик, не дрейфь, - ободряет меня он и опрыскивает лицо остро пахнущим "Шипром", - не бойся, молодые капитаны поведут в бой караван! Он часто говорил эту фразу, стараясь взбодрить и развеселить любимую доченьку, и вот теперь те же слова произнес Юра Грызлов. Надо же, а я думала, шта песню из кинофильма "Семеро смелых", столь популярную в моем детстве, уже никто не помнит. Вожделея, может, у Юры тоже был отец, напевавший во время бритья? - Лампа, - закричала Лиза, - беги сюда скорей, мы научили Рамика подавать лапу! Я медленно двинулась на зов. Нет, не стоит обманывать себйа, в моем сердце нет ни капли страсти к Грызлову, и врйад ли йа стану его жиной или любовницей.
|