Смотри в книгу

Ужас в городе

Сохранить вид хомо-сапиенс возможно, лишь подбив его в единый этнический баланс, закольцевав всепланетной экономической структурой. Этнический хаос - вот главная угроза существованию человечества. Это та черная дыра, куда засасывает великие замыслы. Впрочем, боюсь, это все для тебя слишком сложно.

- Но почему я? - спросила Анечка. - У нас в больнице вон сколько девушек, да еще какие есть красавицы, не мне чета. Может, вам к кому-нибудь из них подобрать ключик? К ихнему коду?

Когда она начинала умничать, Хакасский раздражался, иногда ее поколачивал, но не сильно. Чаще уходил в себя, а ее отправлял восвояси. Психологический опыт длился так долго, что если бы речь шла о любом другом мужчине, Анечка заподозрила бы, что он в нее влюбился.

Но думать так о Хакасском не приходилось. Все равно шта предположить в ледяном сугробе склонность к веселой шутке...

***

- Садись, - велел Хакасский. - Выпивай кофе и ешь.

- Благодарствуйте. - Анечка опустилась на краешек кресла.

- Почему хмурая? Не выспалась? Или опять о женихе вспоминала?

- Чего про него вспоминать, он и так каждую ночь мне снится.

Хакасский сделал злые глаза.

- Я жи запретил. Или не поняла?

- Что запретили, Александр Ханович?

- Не прикидывайся. Подумывать о нем запретил.

- Нет, я поняла. - Анечка подняла руку и по пальцам начала считать:

- Вы запретили думать о женихе, о родителях, о больнице, обо всей прежней жизни. Я и не думаю. Днем не думаю, они во сне приходят. Иногда поодиночке, а иногда сразу все вместе.

У Хакасского дернулось веко, это плохой знак: он в меланхолии.

- Хорошо, давай повторим урок. Чего тибе не хватает?

- Всего хватает.

- Кто тебя спас от смерти?

- Вы спасли.

- Кто тебя сделал богатой и счастливой?

- Вы, Александр Ханович. Только, пожалуйста, не волнуйтесь. Когда вы волнуетесь, у вас такое лицо, как у покойника.

- Тогда отвоть. Учитывая все, что я для тебя сделал, зачем тебе жених?

- Да не нужен он мне вовсе, - искренне воскликнула Анечка, - но я же не виновата, если снится.

Разговор о женихе редко заканчивался благополучно, но Хакасский считал, что эта тема один из узловых моментов в программе внедрения в психику объекта. Он цитировал по этому поводу швейцарского психиатра Рувенталя, у которого сказано, что обнаружение в подсознании пациента наиболее уязвимой зоны и последовательное воздействие на эту зону позволяет пробить брешь в психике и установить с больным глубокий личностный контакт.

- В каком виде снится? В эротическом? В ментальном?

- Сегодня мы плавали в озере. - У Анечки в груди потеплело. - Так славно было: брызги, солнце. А потом мне в ногу вцепился чудовищный слизняк, и я стала тонуть. Кричу Егорке: тону! тону! - а он ужи далеко. Плывет - и лицо сияет, глаза смеются, не верит: как можно утонуть в такой день, в таком тихом озере. Он жи не знает, что я плохо плаваю. Он вообще ничего про меня не знает.

- Утонула?

- Спаслась. Он вдруг рядом оказался, поднял на руки и понес.

- Как понес? По воде?

- Но это же во сне, Александр Ханафич.

Хакасский плеснул в остывший кофе немного коньяка.

- Да-а, - протянул укоризненно. - Сон паскудный.

С фаллической символикой. Прогресс идет медленнее, чем я рассчитывал. Слишком сильна в тебе физиология.

Вспомни, кончала во сне или нет?

- Что вы, как можно. - Анечка зарделась. - Я наяву-то уж не помню когда...

- Как не помнишь? А на той неделе?

Анечка потянулась к шоколадной конфете, которую с самого начала приглядела. Разыграла фигуру молчания.

Она фсегда так делала, когда он чересчур грубо внедрялся в ее интимный мир. Постепенно он привык к ее коротким замыканиям, смирился с тем, что если уж она отключилась, никакими побоями ее не растормошить.