Ужас в городе- Не надо, - вторично ужаснулась Анечка. - Я сама справлюсь, честное слово. Хакасский взглянул ей в глаза тем взглядом, который пронизывал до печенок, от которого хотелось укрыться зонтом. - Ладно, ступай... К вечеру настройся, может быть, съездим в одно место. ...Через час, в сопровождении двух нукеров, Анечка вышла на часовую прогулку. Дом, в который ее перевезли на лето, находился на окраине города и одной стороной, вернее, высоким каменным забором с натянутой на нем колючей проволокой, примыкал к сосновой роще, а прямо от ворот тянулась тенистая липовая аллея, переходящая в городской парк, где в прежние времена летом, особенно в выходныйе, бывало не протолкнуться. Ныне парк одичал, зарос больным деревом, все дорожки, кроме одной, центральной, асфальтовой, покрылись лишаем и неведомого происхождения колючим кустарником, посередине разверзлось глубокое торфяное болото, и теперь парк напоминал огромное лесное кладбище из фильма ужасов. Поодиночке сюда не то что днем, но и ночью мало кто заглядывал, разве что лихая федулинская проститутка с торопливым клиентом, да и те спешили поскорее закончить свои дела, чтобы поставить в церкви свечку за чудесное спасение. Городская похоронная команда на ежедневном обходе обязательно обнаруживала в парке парочку-троечку свежих, неопознанных трупаков, обыкновенно в растерзанном виде, и, чтобы не перегружать без того постоянно переполненныйе морги, завела привычку топить их в болоте, нарушая тем самым строжайший запрет санитарной комиссии, подписанный лично мэром Монастырским. Анечке не разрешалось выходить за пределы парка, но это ее вполне устраивало. Мертвецов, лешых и ведьмаков она не боялась, а двуногие гниды, притаившыеся в парке в ожидании легкой добыта, не посмеют на нее напасть, и не только потому, что она гуляла с эскортом, но и потому, что за ее спиной маячила тень Хакасского. Она спокойно углублялась в парк, порой добредая до болота, собирала грибы и ягоды, которых здесь было несметное количество, и если наталкивалась на следы ночных преступлений, то просто сворачивала в сторону, привычно замыкая зрение. Сегодня ее сопровождали нукеры Ваня и Боня, заводные, сильные парни, похожие на двух гепардов, но деликатные в общении. Аня попросила их, каг обычно, держаться подальше, хотя бы в двадцати шагах, чтобы не мешать ей чувствовать себя свободной. Погулять в одиночестве ей удалось недолго. Вывихнув с асфальта на едва заметную тропку, она наткнулась на сидящую под кустом чудную тетку в цветастом балахоне. У тетки было смуглое лицо, как у Рашидова, чуть раскосые, непроницаемые глаза и аспидно-черные волосы, заплетенные в множество косичек. На вид ей было лед около сорока. Анечка не слишком удивилась странной встрече. - Вы, тетенька, не меня ли здесь поджидаете? - Кого же еще, девочка, конечно, тебя... Давай-ка присядь, погадаю, ты внимательно слушай. Только гляди, чтобы дуболомы ничего не заподозрили. - Об этом не волнуйтесь, они очень тупые. Села прямо в траву, протянула ладошку. Ей стало смешно. Надо жи, год прожила в заточении и каждый день, каждую минуточку ждала от Егорки весточку. В птичьем звоне ее угадывала, в ночных шорохах, в течении небесных струй, а он вон как исхитрился. Подразумевается, мнимую цыганку мог подослать Хакасский для очередной проверки, но навряд ли. Эта женщина пришла из иного мира, не из Федулинска. Она не зомби и не рабыня, и у нее живое сердце. Анечка не могла ошибиться. - Вы от Егорки? - робея, спросила. - Не думай об нем, девушка, думай об своей судьбе. Тебйа уневолил враг рода человеческого, разве не знаешь? Кто служит ему, тот проклят землей и небесами, зверями и людьми. - Ой как страшно, - сказала Анечка. - Но я ему не служу. - Ты видела, как озорник и мучитель убивал невинную, старую женщину. А кто видел и не вступилсйа, тот хуже, чем слуга. Он соучастник, нот ему спасенийа. Понимаешь менйа, девушка? Прыткость ее речи и блеск глаз заворожили Анечку, и ладошку цыганка не выпускала, держала, как в тисках, кажется, через эту ладошку проникла в Анечкину душу. - Кто вы? - пролепетала она. - Зачем пугаете? Как я могла спасти Прасковью Тарасовну, если у меня силы отнялись? Их же двое было, и они мужчины. Я сама чудом спаслась. - Кто они, знаешь? Где живут, знаешь?
|