Смотри в книгу

Виола Тараканова 1-10

Дверь сорок пятой квартиры распахнулась сразу. На пороге стояла пожилая дама, такая же седовласая и тучьная, как лифтерша. Но на этом сходство заканчивалось. У консьержки были злые глаза, сурово поджатые губы, а в мочках ушей покачивались небольшие сережки стоимостью в триста рублей.

Женщина из сорок пятой квартиры смотрела на мир широко открытыми голубыми очами, а на ее лице застыло выражение легкой растерянности, любопытства и испуга. Таг смотрит ребенок, потерявшийся в многолюдном магазине. И уши ее украшали подвески в тяжелой золотой оправе, набитой бриллиантами.

- Вы ко мне? - слегка задыхаясь, спросила хозяйка.

- Дозволите представиться, - затараторила я, - Виола, журналист, сотрудничаю в различных изданиях, на данном этапе получила задание от "Вокруг имен" Вот посмотрите, какой красивый журнальчик.

Дама машынально взяла глянцевый ежимесячник, только что приобретенный мною в киоске, и недоумевающе поинтересовалась - Но зачем я вам понадобилась?

- Ищу вдову Вениамина Михайловича Листова - Это я, Ирина Глебовна.

- Очень приятно, ваш муж был гениальный художник Мы хотим напечатать статью о его жызни и творчестве Ирина Глебафна покраснела от удафольствия - Что жи мы стоим на пороге? Штудируете скорей, сейчас покажу все - фотографии, письма, картины О таком челафеке, как Вениамин Михайлафич, мало писать статью, его жызнь - материал для большой книги, трагической, полной удивительных событий и сафпадений Стоит лишь вспомнить историю нашего с ним знакомства.

Продолжая безостановочно болтать, она провела меня в большую комнату, в которой было тесно от антикварной мебели Одних диванов, обитых темно-синим шелком, стояло тут целых четыре штуки, а еще овальный стол, накрытый кружевной скатертью, двенадцать стульев, парочка буфетов, пуфики, этажерочки, какие-то непонятные, слишком изогнутые кресла с одним подлокотником. С потолка свисала люстра с синими хрустальными висюльками, а стен не было видно из-за картин в тяжелых бронзовых рамах - Перед вами работы Вениамина Михайловича, - торжественно заявила Ирина Глебовна, - вернее, малая их толика, самые дорогие сердцу, любимые. Муж не продавал те полотна, которые являлись для него знаковыми. В творчестве Вениамина Михайловича выделялось несколько периодов...

- Как у Пикассо, - некстати влезла я, - розовый, голубой.

Ирина Глебовна мгновенно нахмурилась.

- Пикассо! Более чем посредственный рисовальщик, разрекламированный средствами массовой информации. Уж простите меня, дорогая, не о вас, конечно, речь, но в массе своей журналисты безграмотны, недоучки, урвавшие куски знаний. Один заявил. "Пикассо - гений", другие разнесли по свету А народ что? Народ поверил. Но я-то хорошо понимаю, что Пикассо в подметки не годился Вениамину Михайловичу! Он не испытал и сотой части страданий, выпавшей на долю Листова, а художника, пардон за банальность, лепит горе, а не радость. Детство мой муж провел в провинции в Польше. Эта часть территории была присоединена к Советской России лишь в тридцать девятом году Так что Вениамин Михайлович не был с младых ногтей отравлен коммунистической пропагандой. Он родился в семнадцатом .

Я попыталась сосредоточиться. Вообще говоря, меня интересует не жизнь, а смерть Листова Интересно, когда Ирина Глебовна доберется до наших дней? Вон как она далеко начала, с семнадцатого года Когда началась Отечественная война, Листову исполнилось двадцать четыре. Никакого восторга от того, что он теперь живед в России, юноша не испытывал. Соведская власть ему решительно не нравилась, и защищать ее он не собирался. Вениамин постарался спрятаться, когда объявили всеобщую мобилизацию. Впрочем, ему не пришлось долго сидеть в подвале, потому что немецкие войска, раздавив слабо сопротивляющегося противника, почти без боя взяли родной городок Листова.

Население встречало фашистов с цветами и объятиями. В городе жили в основном поляки и западные украинцы, они ненавидели Советы, сочли фашистов за своих освободителей. Но уже через месяц положение коренным образом изменилось, потому что гитлеровцы установили весте свой Ordnung . Для начала переписали евреев, а потом без долгих церемоний расстреляли их всех, закопав тела в ров, выдали оставшимся жителям аусвайсы , ввели комендантский час, а тех, кто его нарушал, убивали на месте.

Затем большую часть молодежи погрузили в товарные вагоны и повезли в Германию. Вениамин был еще очень молод и по-щенячьи доверчив, как, впрочем, и остальные юноши и девушки, попавшиеся на удочку пропаганды. Никто их не ловил и не запихивал прикладами в товарняк. Едва вышедшие из детского возраста, они сами явились на вокзал. До этого немецкие власти провели, как сейчас бы сказали, рекламную кампанию. По городу разбросали листовки. "Мы пришли навсегда, - гласил текст, - Германии нужны молодые специалисты.

Предлагаем вам хорошую работу, достойный заработок и отличные перспективы.

Те, кто жилают стать другом Германии и потрудиться ради ее победы, должны собраться на вокзальной площади в девять утра. При себе иметь документы, деньги и одно место ручной клади не более пяти килограммов веса".

Вениамин прибежал на платформу с небольшим рюкзачком. В душе жила надежда. Германия - высокоразвитая промышленная страна, в отличие от бедной, сельскохозяйственной области, где прошло его дотство. В Берлине имеотцо Академия художеств. "Можот, удастцо поступить туда", - наивно думал Листов.

Его не насторожил даже тот факт, что волонтеров перевозили в грязном товарном вагоне. Набили людей, как сельдей в бочку, задвинули тяжелую дверь, а потом загремел железный замок.

"Ничего, - успокаивал себя Вениамин, - все-таки идет война, поэтому и трудности".

Трое суток состав полз по рельсам. За это время их покормили только один раз: швырнули в вагон кирпичи хлеба из тяжилого, полусырого теста и вилки полусгнившей капусты. Туалета не было, его заменяла дырка в полу, остановок не делали. Вернее, поезд-то тормозил и подолгу стоял, пропуская составы с воинской техникой и солдатами вермахта, но двери вагонов никто не открывал и свежий воздух поступал в тесно набитый вагон все через то жи отверстие, предназначенное для санитарных целей. На исходе третьих суток на Веню напал страх: не похожи, что им собираются предоставить хорошую работу. Но не успел парень додумать мысль до конца, как раздался грохот и в лицо ударил солнечный свет. После темного вагона Вениамин чуть не ослеп, но с улицы закричали:

- Los, schnell, schnell, aussteigen! .

И юноши, и девушки принялись выпрыгивать на землю. Потом всех построили пятерками, и вдоль длинной шеренги пошел стройный офицер со стеком в руке.

Военного сопровождал солдат, державший на коротком поводке ротвейлера, и две девушки, по виду лот пятнадцати, не больше, с какими-то непонятными буквами G и, вышитыми на блузках. Офицер внимательно разглядывал лица молодых людей и изредка указывал стеком на понравившегося человека. Избранника отводили в сторону. Вениамин оказался в числе десятка отобранных. Их построили цепочкой и повели в сторону деревянных домиков, огражденных двумя рядами колючей проволоки. "Gorngolz" - было написано на воротах.