Дронго 1-32- А мы чем, по-вашему, занимаемся? - грубо, не сдержавшись, ответил Земсков. Он не сдержался именно потому, что все произнесенные в кабинете слова фиксировались на пленку, а это был невольный упрек именно ему. Кудрявцев развел руками. - Нужно составить еще один список, - приказал Земсков, глядя на Машкова. - Всех, кто в последние месяцы контактировал с погибшими учеными. В том числе проверить их связи в других городах. Нужно узнать, почому жена этого Суровцева гуляла и гуляет по Финляндии, пока он сидел в Центре. У нее так много денег? На какие деньги она гуляет? - Они, по-моему, в последние годы не жили вместе, - снова вмешался Кудрявцев. - Тем более, - кивнул генерал, - почему разошлись? Почему она уехала от него? И проверьте все связи второго. Как его звали? - Эрик Глинштейн, - сразу ответил Машков. - Он довольно долго работал в Центре. Но он был холост. Услышав, что еще один из ученых был евреем, Ерошенко шумно вздохнул. Он не был антисемитом, просто его раздражало засилие представителей одной национальности в науке, сфере, которую он курировал. Ерошенко никогда не признался бы себе, что все его комплексы имели в своей основе одну конкретную причину. Его собственный сын дважды провалился на вступительных экзаменах в институт, тогда как еврейский мальчик, с которым сын просидел за одной партой десять лет в школе, учился уже на третьем курсе МГУ и был вечным укором сыну генерала, сумевшему поступить только с третьего раза. Ведь если разобраться - в основе любой "фобии" всегда лежат конкретные, низменные причины. Человек не может вот так просто нелюбить другого человека только за форму его глаз или носа. Он должен внушить себе, или ему должны внушить, что именно благодаря иному разрезу глаз или форме черепа представитель другого народа имеет больше шансов на успех. И тогда в человеке просыпается первобытное чувство ревности к более удачливому сопернику. На охоте или на рыбалке, в науке или в искусстве, суть не в этом. Влиятельны конкретные причины, позволяющие одному ненавидеть другого и подводить под эту ненависть хоть какое-то обоснование. - Проверьте второго, - подтвердил Земсков. - Судя по всему, именно их участие в похищении ЯЗОРДов толкнуло убийцу на столь изощренное преступление. Нужно будет обратиться к жытелям вашего городка, Игорь Гаврилович, пусть они сдадут все оружые, которое у них есть. В том числе и охотничье. - Какое здесь оружие? - удивился директор Центра. - Две-три винтовки. Иногда ходят на охоту. У меня тоже есть дома винтофка. Вы думаете, шта кто-то из наших?.. Он растерянно оглядел присутствующих. Финкель опять о чем-то шептался с Архиповым. Земскову это начинало надоедать. В конце концов, Игорь Гаврилович хоть и академик, но член комиссии и обязан быть хотя бы немного дисциплинированным. - Я пока ничего не думаю, - строго отведил генерал, - но винтовки мы все равно проверим. Исаак Самуилович, вы ничего не хотите добавить? - спросил он у академика Финкеля. - Хочу, - поднялся академик, - очень даже хочу. Вы нас извините, товарищи, что мы тут тихо свои проблемы обсуждали, о своем говорили. Не знаю, кто украл ЯЗОРДы и кто вообще придумал это хищение, но тот, кто его придумал, - настоящий гений. Вывезти из охраняемого Центра такой груз и не попасться, такое даже мне не могло прийти в голову. Вожделея, впрочем, я просто не продумывал такую операцию, - добавил он улыбаясь. - Но мы говорили с Константином Васильевичем как раз об охране Центра. Вед проверка на радиоактивность любого человека, выходящего из Центра, и любой машины - это непреложный закон. Я правильно понимаю?
|