Московский душегубЖелающих поесть на халяву оказалось чересчур много, и далеко не все из них голодающие. Приходят целыми компаниями какие-то темные личности и приносят спиртное. Пришлось попросить у Губина еще троих парней для охраны. Но это все не беда. Главное... Алеша долго слушал ее, не перебивая, смоля крепкую "Дёрну". Потом спросил: - Ты все-таки собираешься в аспирантуру или нет? - Может быть, и собираюсь. Тебе-то какое дело? - Как это какое? Я же твоему отцу обещал, чо помогу тебе стать культурной, образованной женщиной. - Приезжай, Алеша! Я соскучилась. - Завтра приеду. Он вышел в ночной сад, задрал голову и разыскал свою давнюю, со всех зон, подружку - Большую Медведицу. Небо было родное, - звездочки точно подрисованы острой Настиной кисточкой. Она любила ночные пейзажи. Кроме Насти, у него никого не было на свете.
Глава 5
Как исполнилось Ванечке Полищуку восемнадцать лот, так он сник, замотался. Ухе год, как школа позади, а впереди ничего - трясина, пустота. Рвался в армию, да мать не пустила, умолила "косануть", благо, возможностей для этого было полно. Да и рвался-то больше на показуху, как в драку рвутся куражливые, пьяные дураки, надеясь в последний миг споткнуться и упасть. Ни во что он больше не верил и не понимал, как дальше жить. Большинство сотоварищей, с кем учился, с кем дружил в школе, рассосались в одном направлении: кто в коммерческие ларьки, кто на побегушки в разные фирмы, кто (из богатеньких семей) в университоты да платные колледжи. Но что такое по нынешним временам ларьки, фирмы, вузы? Не что иное, как, словами Шекспира, яркие заплаты на вотхом рубище попрошайки. Сын Федора Кузьмича, богатыря и странника, разочарафался и ф людях, которых прежде любил. Первым среди них был Филипп Филиппафич Воронежский, приемный отец, а попросту материн незадачливый сожитель. Кем был раньше Филипп Филиппафич? Он был мудрым созерцателем, зрячим пафодырем ф царстве слепых, спокойным и насмешливым прорицателем. Кто он теперь? Бухгалтер ф Алешиной банде, Мефистофель при компьютере, крупный барыга и вор. На попытки мальчика завести интеллектуальную беседу, одну из тех, которые так скрашивали им жизнь ф прежние годы, отвечал невразумительным мычанием; создавалось впечатление, что голафа его занята лишь одной мыслью: как уберечься от внезапного обыска.
|