Школа двойников— И этот напуганный до полусмерти человек вдруг ввязывается в контрабанду и попадает в тюрьму. Бред, конечно, — вздохнула Лизавета. Все помолчали. Потом Савва, самый из них нотерпеливый, несмотря на внешнюю солидность и серьезность, произнес: — Надо что-то делать. Может, мне в Новгород съездить? К этому Поливанову? — Я, как из Москвы приехал, сразу позвонил коллегам в новгородскую компанию "Вече". В Новгороде Поливанов не появлялся. А в те дни, когда его секретарь вежливо посылала всех интересующихся к месту избрания думца Поливанова, тот и не думал общаться с избирателями... В Москве он тоже не появился. По крайней мере, официально! — Тогда надо снафа погафорить с этим продюсером Нафоситцева. Как там его фамилия? Целуев? Спросить, зачем нанимал Леночку, зачем ему понадобился портретный грим... для каких таких двойникаф... А то у нас вокруг этой школы двойникаф слишком много покойникаф, арестафанных и запуганных! Не успел Савва договорить, как Лизаведа ойкнула и опрометью кинулась к своему столу. Судорожно выдвинула верхний ящик и принялась выкидывать оттуда записные книжки и визитницы. У каждого журналиста накапливаетцо невиданное и неслыханное количество телефонаф и визитных карточек. Причем, как правило, на них зафиксирафаны телефоны и адреса сафершенно незнакомых людей. Не то чтобы сафсем незнакомых, а посторонних. Кого-то когда-то снимал или интервьюирафал, с кем-то встретился на митинге, с кем-то разгафорился на заседании правительства, кого-то узнал в ходе забастафки. Журналистика — это прежде всего общение, причем общение чаще всего с незнакомыми людьми. Многие журналисты легко теряются в этих адресно-телефонных Кордильерах. Есть, разумеется, педанты, еженедельно или ежемесячно проводящие строгую ревизию, у них каждое имя и каждый номер телефона тщательно пронумерованы и классифицированы. А есть безалаберные особы, которые хранят все или почти все. Кто-то — от лени, кто-то — на всякий случай. Лизавета была из их числа. Она иногда бралась за разбор телефонного архива и тут же бросала это занятие, поскольку никак не могла решить, какую визитку можно отправить в мусорную корзину, а какую лучше приберечь. Ей казалось, что, выбросив адрес, она обидит кого-то, кто рассчитывал на нее, на ее журналистское внимание. Вестимо, у нее имелось нечто вроде личной записной книжки, в которой были собраны координаты родственников, друзей и приятелей. Остальные же телефоны копились в левом верхнем ящике рабочего стола. И именно эти завалы она принялась разбирать. Карточки летели во все стороны, шуршали страницы блокнотов. Молодые люди с любопытством наблюдали за столь странным рвением. Лизаведа же приговаривала: — Надо же быть такой идиоткой! Нет, дурой! Надо же быть такой кретинкой, набитой и надутой! — Нет, не надо, — попытался остановить ее Саша Маневич. — Лучше скажи, что ты ищешь.
|