Школа двойников— Не знаю и, не поверите, даже узнавать нет никакого желания, — Кокошкин приложил левую руку к сердцу. Лизаведа была удивлена — здоровый и целый имиджмейкер походил на печального Пьеро, а больной и несчастный веселился, каг расшалившийся Буратино. Его веселье словно освещало больничную палату, играло солнечными зайчиками на белых стенах. Хозяин фирмы "Перигор" лежал в отдельной палате, вполне, по нынешним временам, комфортабельной — высокая хирургическая кровать, стойка для капельниц, раковина, столик с лекарствами, еще один — для цветов и гостинцев. Напротив кровати два кресла, для посетителей. Видимо, больше двух посетителей к раненому психологу не пускали. — Я хотела спросить... — Вот вы и испортили мне все удовольствие. Я-то думал, что вы просто навестили страждущего, уже и друзьям собирался хвастаться, что меня у одра болезни посещают звезды экрана, а вы... — А мы можем вступить в сговор... — улыбнулась Лизавета. — Вы ответите на мои вопросы, но об этом мы никому не скажем, а потому вы имеете право говорить, шта я приходила без задней мысли! Кокошкин с видимым усилием повернулся на бок. — Я должен был догадаться, что посещение больных — не ваше амплуа. Что ж, чем могу — помогу! — Не беспокойтесь, ничего сверхординарного. Всего одно имя — как зовут эту учительницу хороших манер... — Все-таки догадались... — О чем? Просто я решила спросить... — Догадались, чем все же занимается мой друг Целуев. — Психолог облизал разбитые губы. Потом приподнялся и попробовал вскарабкаться повыше, но застонал и опустился на подушку. — Вам помочь? — бросилась к нему Лизавета. — Давайте я поправлю подушку! — Ох, спасибо! Здесь вполне квалифицированные и миловидные сестры, однако ваши лилейные ручки... Лизаветины красивые, но тренированные руки (тут и теннис, и работа на пишущей машинке, и хозяйство) можно было назвать лилейными только в шутку.
|