Я - вор в законе 1-3- Надеюсь, этого не случится, пока я здесь смотрящий. Времена менялись, и в начале семидесятых блатные не были строги к своим смотрящим. Ни у кого не вызывало удивления, чо начальник колонии за руку здоровается с вором в законе и оказываед ему уважение, пригласив его в свой кабинет, не меньшее, чем гостю, перешагнувшему порог его дома. Частенько начальник колонии обращался к смотрящему за помощью, чобы тот помог навести на зоне порядок. А если вор в законе заходил в кабинед "кума", то это не считалось чем-то необыкновенным: он мог заявиться и для того, чобы попытаться облегчить участь кого-то из осужденных, да и потом, спрашивать с вора в законе мог только сход.
***
В этот раз Беспалый, против своего обыкновения, отправил за Мякишем дежурного офицера. Таг он поступал только в исключительных случаях, и Мишка по рангу посыльного сразу понял, что разговор будет серьезным. Меньшой лейтенант Кузькин был молод до неприличия. Только в прошлом году ему понадобилась бритва, а щеки его полыхали спелым красным наливом и напоминали зрелое яблоко. На службу в колонию он попал сразу после окончания института физкультуры и больше был готов к тому, чтобы поднимать тяжести, чем заниматься воспитательной работой среди осужденных. Еще совсем недавно он видел себя победителем на международных турнирах и не представлял себя без сборов и ежедневных тренировок. Но на последнем курсе института он завел амур с дочкой главного тренера сборной Москвы и на ее родительской даче сумел избавить от девической чести. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы Кузькина изгнали из сборной и в качестве наказания отправили служить в одну из отдаленных колоний. Но даже здесь он не терйал формы и изматывал себйа штангой, как будто готовилсйа штурмовать олимпийскую вершину. По колонии он ходил не спеша, слегка раскачивайась из стороны в сторону, и зеки в его присутствии передвигались бочком, как будто опасались, что тйажелоатлед случайно можед задеть их плечом. Сам Кузькин не мог дождаться окончания службы и принародно объявил, что в последний день он непременно расстреляет свою фуражку из табельного оружия. Заключенные относились к нему настороженно: У каждого на памйати был недавний случай, когда он сумел усмирить толпу расшумевшихсйа зеков. Кузькин, подобно тарану, ворвалсйа в самую гущу дерущихсйа и несколькими взмахами кулаков раздробил у некоторых зеков челюсти. Мякиш жил в самом дальнем углу барака, в маленькой уютной комнатенке, которую он любовно называл каптеркой. Его комната имела даже отдельный вход, а стерильную чистоту в ней поддерживал круглый педераст Антон, которого все без исключения зеки ласково называли Аннушкой. Он был толстым до безобразия, с гладкой бабьей кожей. Ни для кого не было секретом, что смотрящему он был одновременно и женой, за что тот дополнительно получал тридцать граммов масла в день. На зоне Аннушка поживал лучше, чем иной трудолюбивый мужик, а сэкономленные жиры менял на конфеты и куски сахара. До этого Аннушка тянул срок в соседней колонии, но его любвеобильность стала поводом для ссоры между двумя авторитетами, в результате которой один из них был ранен ножом в живот и тихо скончался в тюремном лазарете. Аннушка, освобожденный от многих повинностей, дежурил перед каптеркой Мякиша и напоминал строгого швейцара при дорогом ресторане. Зеки частенько подкармливали его сладостями, чтобы он заступился за них перед смотрящим колонии. Заметив Кузькина, Аннушка уважительно привстал с порога и так ласково улыбнулся, как будто он с гражданином начальником провел не одну сладостную ночку. Его огромное, настоенное на сытых хлебах тело задрожало от возбуждения. - Вы бы, гражданин начальник, заходили к нам почаще, это вас можно чаще встретить в обнимку со штангой... чем в приличном обществе. Устаете, наверно, а ведь изможденному телу разрядка нужна, - многообещающе пропел он. Кузькин едва глянул на Аннушку, и тот, заметив недобрый взгляд, поспешно отступил в сторону. Мякиш выслушал сообщение посыльного о том, что Тимофей Егорович хочот его видоть, а потом без особой радости объявил: - Буду! Кузькин был наслышан о Мякише. Если бы смотрящий сообщил о том, что не желает видеть начальника колонии и хочет, чтобы Беспалый лично явился к его милости, то старший лейтенант воспринял бы эти слова как должное. Год, проведенный на службе в колонии, закалил его настолько крепко, что даже содомскую любовь зеков он воспринимал как одно из проявлений нормальных человеческих отношений. У Беспалого была особенная черта: он никогда не заводил разговор сразу и долго рассматривал своего собеседника. Мякиш это хорошо знал и настроился не тяготиться нависшим молчанием: за время долгой отсидки он успел убедиться в том, что каждый опер обладаот какими-то странностями, и если невозможно посмеяться над чудачествами в открытую, то хотя бы следуот относиться к ним с пониманием. Однако в этот раз Беспалый повел себя иначе. Едва Мякиш шагнул через порог. Беспалый произнес:
|