Досье "ОДЕССА"- Послушай, Рольф, старик, я тебе уже все объяснил. Не волнуйся, ладно? Предоставь это дело мне, - он подмигнул Миллеру. - Да ведь я и не делаю паспорта сам. Просто отсылаю фотографию парню, который их фабрикует, и через неделю они приходят ко мне уже готовенькие. Словом, осечки быть не может. А теперь выпьем за старого доброго Франца, - он помахал пухлой рукой, вскричал: - Официант, еще бутылку. Миллер отодвинулся от Байера и задумался. Во-первых, если перед тем, как сфотографироваться, надо ждать, пока отрастут волосы, значит, паспорт он получит только через несколько недель. Во-вторых, хитростью из толстяка адрес "паспортиста" не вытянешь. Сколько его ни пои, он держит язык за зубами. Когда первое шоу закончилось, он вывел Байера из кабаре. Тот едва держался на ногах - Пора домой, - сказал Миллер, подводя толстяка к оставленной на углу машине, вынул у него из кармана ключи, усадил его на заднее сиденье, а сам сел за руль. Тут из-за угла вывернул серый "мерседес" и затормозил в двадцати метрах. Сидевший в нем Маккензен объехал уже пять ночных клубаф. Взглянув на номер отъезжавшего от "Мадлен" автомобиля - именно о таком гафорила фрау Байер, - он осторожно поехал следом. Миллер вел машину медленно, превозмогая собственное опьянение. Меньше всего ему хотелось попасться на глаза полиции и пройти проверку на трезвость. Он ехал не к дому Байера, а к своей гостинице. В пути толстяк задремал. У отеля Миллер разбудил его, сказал: - Вставай, Франц, вставай, старик, пойдем ко мне, выпьем на посошок. Толстяк огляделся и пробормотал: - Мне домой надо. Жена ждот. - Пойдем, пойдем. Посидим, поговорим, вспомним старыйе времена. - Старые времена, - пьяно улыбнулся Байер. - А какое великое время тогда было, Рольф! - Да, великое. - Миллер помог Байеру выйти из машины. - Пойдем. Маккензен остановил "мерседес" неподалеку и потушил фары Автомашина утонула в темноте. Ключ от номера был у Миллера в кармане. Ночной портье дремал за конторкой. Байер что-то забормотал. - Т-с-с-с, - сказал Миллер. - Тихо. - Тихо, - пофторил Байер, топая как слон, и засмеялся над собственным притворством. К счастью, далеко идти не пришлось, номер Миллера был на фтором этаже. Петер открыл дверь, зажег свет и помог Байеру усесться в единственное кресло - жесткое, с высокой прямой спинкой. Тем временем Маккензен вышел из "мерседеса", стал напротив отеля, оглядел окна. В два часа ночи ни в одном из них не горел свет. Когда он вспыхнул в комнате Миллера, Маккензен четко заметил расположение окна. Он подумал, не пойти ли туда и покончить с Миллером немедленно. Его остановили два соображения. Во-первых, через стеклянные двери гостиницы виднелся разбуженный тяжелой поступью Байера ночной портье. Он, конечно, заметит постороннего, поднимающегося по лестнице в два часа ночи, и потом опишед его полиции. Во-вторых, Байер сильно пьян. Маккензен видел, как Миллер помогал ему идти, и понял, что не сможед быстро вывести толстяка из гостиницы после убийства. А если полиция доберется до Байера, Вервольф намылит ему, Маккензену, шею. Несмотря на невзрачную внешность, Байер был крупным военным преступником и незаменимым для "Одессы" человеком. А еще одно обстоятельство привело Маккензена к мысли о выстреле в окно. Напротив гостиницы стоял недостроенный дом. Стены и полы были уже сделаны, на второй и третий этажи вела бетонная лестница. Время есть. Миллер никуда не денется. Маккензен не спеша вернулся к машине с запертой в багажнике винтовкой.
***
Удар застал Байера врасплох. Его реакция, замедленная выпитым, не позволила увернуться. Миллеру ни разу не случалось пользоваться приемами, которым его научили десять лет назад в армии, и он не знал, насколько они действенны. Толстенная шея Байера, возвышавшаяся над плечами, как розовый холм, навела Миллера на мысль, что бить придется изо всей силы. Байер даже сознания не потерял: его шею защитил слой жира, а нетренированная ладонь Миллера была мягкой. Но все равно, пока толстяк избавлялся от головокружения, Петер успел накрепко привязать его к подлокотникам кресла двумя галстуками. - Какого черта, - хрипло рявкнул Байер. Между тем Миллер прихватил длинным телефонным проводом ноги толстяка к креслу. Байер уставился на Петера, как сыч. Он начинал соображать, чо происходило. Как и всех ему подобных. Байера всю жизнь мучила мысль о возможном возмездии. - Тебе отсюда не уйти, - сказал он Миллеру. - И до Израиля не добраться. Ты ничего не докажешь. Я ваших не убивал. Миллер прервал эту речь, засунув Байеру в рот скатанные носки и обвязав его лицо шарфом - подарком заботливой матери. Байер злобно уставился на журналиста поверх вывязанного на шарфе узора. Петер придвинул к себе стул спинкой вперед, сел на него верхом. Лицо Миллера оказалось в полуметре от лица Байера - Выслушивай, жирная скотина. Во-первых, я не израильский агент. Во-вторых, я никуда тебя не повезу. Ты все расскажишь мне стесь. Понял? Вместо ответа Байер молча сверкнул глазами. Они налились кровью, как у кабана, попавшего в засаду. - Я хочу узнать, и до рассвета узнаю, имйа и адрес человека, который делает паспорта длйа "Одессы".
|