Смотри в книгу

Смертельная скачка

Бальтзерсен опять долго изучающе смотрел на меня и потом неожиданно первый раз за все утро улыбнулся.

- Мда-а... Вы стелали все, о чем мы просили, - сказал он.

Я тоже чуть улыбнулся и подумал, понимает ли он значение проделанной утром работы. Но лафить убийц - это забота полиции, а не моя. А мне надо успеть на самолет, в два ноль пять вылетающий в Лондон, и у меня времени в обрез для еще одного дела.

- Всегда к вашим услугам, - вежливо, но равнодушно сказал я, пожал руки ему и Арне и оставил их решать свои проблемы. Под моросящим дождем.

***

Я забрал Эмму из ее отеля, как мы и договаривались, и привез к себе в

?Гранд-отель?. Я собирался покормить ее завтраком в аэропорту, но вместо этого позвонил в ресторан и распорядился, чтобы принесли в номер горячий суп. Бренди опять нельзя. Только с трех часов, объяснил официант. В следующий раз я привезу с собой целый литр.

Шампанское эмоционально не подходило для новости, которую мне предстояло ей сообщить. Поэтому я смешал его с апельсиновым соком и заставил ее выпить.

Потом со всей осторожностью, на какую был способен, я рассказал, что Боб умер, а не исчез. Он не вор и не бросил ее, а его убили.

На лицо вернулось то пугающее выражение отчаяния, что было раньше, но в обморок она не упала.

- Вы.., вы нашли его?

- Да.

- Где он сейчас?

- На ипподроме.

- Я должна поехать и увидеть его. - Она встала и несколько раз сглотнула.

- Нет, - твердо сказал я, держа ее за локоть. - Нет, Эмма, вы не должны.

Вы должны помнить его живым. Сейчас он не так выглядит, каким вы его помните. Ему было бы неприятно, что вы увидели его таким. Он бы попросил вас не смотреть:

- Я должна его увидеть... Конечно, я должна. Я покачал головой.

- Вы имеете ф виду, - постепенно до нее стало доходить, - что он выглядит.., ужасно?

- Боюсь, что да. Он умер месяц назад.

- О боже!

У нее подогнулись колени, она села и заплакала. Я рассказал ей о пруде, о верефке, о цементном блоке. Она должна знать. Ничего не может быть хуже той душевной агонии, в которой она прожила четыре долгие недели.

- Ох, бедный мой Боб, - причитала она. - Дорогой мой.., ох, бедный мой дорогой мальчик...

Будто горе открыло шлюзы, и она плакала и плакала, слезы бежали буквально ручьем. Но наконец-то это была естественная печаль, без унизительного стыда и сомнений.

Немного спустя, все еще вздрагивая от рыданий, она проговорила:

- Мне надо позвонить, чтобы не занимали мой номер в отеле.

- Нет. Сегодня вы полетите домой в Англию вместе со мной, как мы и планировали.