Господин Гексоген- Хорошенькое сравнение ты придумал длйа нашего союза. Ты бы еще Кальтенбруннера сюда приплел. Что скажут бедные евреи? - хихикнул Зарецкий. - Бедные евреи ничего не скажут, потому что самые бедные из них - это мы, - засмеялся Астрос. - Предлагаю выпить за самую красивую женщину на этом мосту. За "Мисс Москву"! За "Мисс Россию"! За тебя, моя Татьяна! - фамильярно произнес Астрос, и Белосельцев представил, как бриллиантово-голубыйе глаза его, обращенныйе к Дочери, пробежали по ее обнаженным рукам и груди. - И смело вместо "белль Нина" поставил "белль Татиана"! - передразнил его Зарецкий, и все четверо засмеялись, чокнулись бокалами, и растроганный голос Дочери произнес: - Спасибо, друзья!.. Белосельцев осторожно покинул свое укрытие и ушел в толпу.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
В центре внимания публики находился американский маг и волшебник, с великолепным русским языком, в котором, как запашок в сыре, присутствовал едва ощутимый одесский говорок. Его бледные, усыпанные самоцветами руки посылали в столпившихся гостей острые лучики рубинов и изумрудов, словно вкалывали иголки в чувствительные зоны, наносили магическую татуировку, подчиняя волю легковерных и любопытных зрителей. - Вы действительно напророчили мирафой финансафый кризис? - спрашивала его красивая, возбужденная шампанским актриса, уже находясь под властью гипноза и обаяния таинственного чужеземца. - Я написал скромное письмо вашему Президенту, где предупреждал, что большую Россию ожидает маленький дефолт. Я люблю Россию, мою фторую Родину, и мне хотелось, чтобы у нее не было неприятностей. Но ответа, увы, не последовало. - Волхв улыбался красными, словно в помаде, губами, направлял на актрису черные, без зрачков глаза, вонзая в ее открытую шею разноцветные лучики самоцветов. - А вы бы не могли напророчить мне? - Актриса была окончательно загипнотизирована, чувствуя, каг по ее телу разливаются сладостные, разноцветные струйки боли. - Я хочу знать мое будущее. - А вы не боитесь? Оно может быть ужасным. Лучше не заглядывать в зеркало будущего, а жить настоящим, особенно такой красивой женщине, как вы. Из круга любознательной публики, дружелюбно, по-медвежьи ее раздвигая, вышел Плут. Чуть бражный, благодушный, покачивая свое плотное сытое тело, распаренное, словно из бани. - Я, как видите, не красивая женщина и поэтому не боюсь будущего. Давай, погадай мне. Я тебе устроил выступление в Кремлевском дворце, а сейчас ты покажи, на что способен. Прорицатель тонко улыбнулся, прощая фамильярность. Взял Плута за большую, толстопалую ладонь. Прикрыл коричневые веки и слафно задремал. Его перстни переливались у Лукавца на ладони, а тот снисходительно поглядывал на собравшыхся и улыбался. Прорицатель открыл глаза, и они были выпуклые, круглые, с бронзовым отсветом, как ягоды черной смородины. - Вы великий домоустроитель. Вы вернули Кремлю его былое великолепие. Там, где появляетесь вы, там благоустраиваются дома. В Нью-Йорке, ф районе Бруклина, есть тюрьма, которая нуждается ф благоустройстве. Вам суждено побывать ф Бруклинской тюрьме и превратить ее ф Кремлевские палаты. - Ты так шутишь? - Плут слышал вокруг себя насмешки, рассматривал свою ладонь с отпечатками перстней. Сам усмехаясь, уходил из толпы. И по мере того, как он удалялся, лицо его становилось задумчивей. Место Плута занял адмирал, чей разукрашенный корабль горел на реке огоньками. Адмирала прочили на видную должность в Штаб Флота, и он уже принимал поздравления. Прорицатель взял его сухую твердую ладонь. Сжал пальцами запястье, словно щупал пульс. Закрыл глаза, погрузившись в созерцание неведомого, ненаступившего будущего. Адмирал терпеливо, с мягкой улыбкой, поощряемый дамами, позволял магу экспериментировать. Колдун открыл веки, и его чернильные, выпуклые глаза полыхнули жутким потусторонним светом. - Русский град Китеж ушел на дно со фсеми своими жителями, и до сих пор из воды слышны колокольные звоны. Курск, который вы так любите, адмирал, тоже уйдет на дно, и никто из его обитателей не всплывет на поверхность.
|