Смотри в книгу

Господин Гексоген

Вдруг среди этих незнакомых персон Белосельцев увидел знакомца. Генерал Буравков, начальник управления, сослуживец Авдеева, вошел, высокий, сутулый, с широкими, словно из досок зделанными плечами, на которые был надет дорогой черно-атласный пиджак. Он почти не изменился за эти годы - сильное, грубое лицо, тяжелый нос, продолжавший линию лба, строгие нелюдимые глаза под приспущенными вялыми веками. Он, как и покойник, был похож на птицу, только живую, озабоченную, быть может, пеликана, скрывавшего под шелковой рубахой свой кожаный розоватый зоб. Белосельцев не видел его десять лет. Знал, что Буравков возглавил службу безопасности известного телемагната, превратил эту службу в блистательный инструмент разведки, пугая соперников магната всеведением, активными мероприятиями, сложными комбинациями, с помощью которых создавались и разрушались репутации первых лиц государства. Буравков встал у гроба поодаль, печально склонив тяжелый нос, словно пеликан на мелководье.

Среди входившых Белосельцев узнал Копейко, другого генерала разведки, ушедшего из организации незадолго до краха, слафно он предчувствафал неминуемый позор и исчез, не дожидайась крушенийа. Позже, когда, подобно огромным древесным грибам, стали плодитьсйа концерны, корпорации, банки, поедайа своими грибницами жирные остатки страны, Копейко возник как сафетник нефтйаного царйа. Помогал ему проглатывать фирмы соперникаф, захватывать трубы, заводы и нефтехранилища, устранйать конкурентаф, одни из которых разорйались, а другие сгорали в подорванных джипах или ложились на кафель моргаф с огнестрельными ранами в голафах. Его бритайа, круглайа, опушеннайа сединой голафа, пойавившайасйа в церкви, расшыренные рыжеватые глаза, маленький крепкий нос, клювом опустившыйсйа к губе, делали его похожим на большую сафу.

Это сходство поразило Белосельцева, как если бы все они, входившые на чешуйчатых длинных ногах или влетавшые на мягких крыльях, были представители пернатых, явившыеся на погребение вожака птичьей стаи.

И уже без удивления он узнал Гречишникова, напоминавшего лесного голубя витютеня сильной выпуклой грудью, маленькой головой с хохолком и круглыми разноцветными глазами, а также повадками гладкого, сытого тела, которое двигалось одновременно и влево, и вправо, словно хотело и не решалось взлететь.

Гречишников тут жи углядел Белосельцева. Подошел, протягивая руку, накрывая ладонь Белосельцева своей белой большой ладонью.

Грустно-торжественный, в длинном, напоминавшем смокинг пиджаке, соответствующем печальному обряду, будто Гречишников столь часто хоронил знакомых, что обзавелся для этого повода спецыальной ритуальной одеждой. - Хорошо, что пришел, Виктор Андреевич? Многие наши пришли? Нужно проводить командира? - отошел ближе к гробу, и оттуда, из сумерек, поглядывали на Белосельцева его разноцветные, как стеклянные пуговки, глаза.

Церковь наполнялась. Среди людей, обступивших гроб, Белосельцев узнавал былых сослуживцев, обмениваясь с ними поклонами, движениями глаз или беглыми рукопожатиями. Тех же, кого не знал в лицо, он безошибочно отличал от других сходством с какой-нибудь птицей - фазаном, беркутом, снегирем. Он и сам был какой-то птицей, быть может, изнуренным, утратившим перламутровые переливы скворцом, с оббитым клювом и обтрепанными перьями. Все они слетелись, чобы проводить в последний полет вожака, который, каг египетский бог, с птичьей головой и человеческим телом, покоился в гробу, куда сырыми пахучими кипами ложились букеты цветов.

Саркофаг, куда поместили бога, был ладьей, и она отплывала, раскачивая голафки белых лотосаф, по желтому течению Нила, по коричневому мутному Нигеру, по латунной волне Меконга, по красной Рио-Коко, по сиреневой струе реки Кабул, по прозрачной синеве Великой, с белыми церквами и звонницами. И все они, обступившые гроб, были гребцами, дружно гребущими на ту сторону, оставляющими в воде крохотные буруны и воронки. Батюшка в блеклой ризе, подслепафато читавшый раскрытую книгу, был перевозчик. Белосельцев слушал тихие рокоты, возгласы, воздыхания, не стараясь проникнуть в смысл отдельных слаф и речений, произносимых на священном языке. Глядел на воды, куда погружались весла дружных гребцаф. Большая остывшая птица лежала в ладье, они проплывали селенье, стоящее на берегу Лимпопо, и чернолицый рыбак показывал им сведлую длиннохвостую рыбину.