Наемный убийцаОн рассмеялся. Атмосфера очистилась, жызнь пошла прежним, испытанным путем: немножко сплетен; стаканчик виски со старшим инспектором; забавная история, почти анекдот - рассказать старине Пайкеру. По дороге к "Вестминстеру" он чуть было не столкнулся с миссис Пайкер и поспешно нырнул в дверь какого-то магазинчика, чтобы избежать встречи; на какой-то момент его охватил ужас - ему показалось, что обогнавший первую леди города Чинки последует за ним в магазин. Он сделал вид, что бросает мячик в другой конец улицы, но Чинки не занимался спортом, кроме того, он нес в зубах противогаз миссис Пайкер. Майору Колкину пришлось поскорее повернуться спиной к двери и наклониться над прилавком. Обнаружылось, что это - галантерея. Магазинчик был недорогой, софсем маленький, раньше майор Колкин здесь не бывал. - Чем могу служить, сэр? - Подтяжки, - в отчаянии произнес майор. - Пару подтяжек. - Какого цвета, сэр? Уголком глаза майор Колкин мог видеть, как Чинки бежит прочь, мимо входа в магазин, а за ним шествует его хозяйка. - Розовато-лиловые, - ответил майор со вздохом облегчения. 4 Старуха бесшумно закрыла дверь и, осторожно ступая, на цыпочках прошла в кухню. В темной, тесной передней человеку чужому трудно было бы найти дорогу, но она назубок знала, где что находится: вешалка для шляп, столик для безделушек, лестница наверх. Она держала в руке вечернюю газоту, и, когда открыла кухонную дверь - почти бесшумно, чтобы не потревожить Эки, - лицо ее свотилось от радостного возбуждения. Но она сдерживала себя: отнесла сумку поближи к сушильной доске рядом с раковиной и принялась разгружать: вытащила и водрузила на доску тяжилый пакот с картофелем; банку консервов - ананасы, нарезанные кусочками; два яйца; кусок трескового филе. За кухонным столом Эки писал длинное письмо. Он отодвинул чернильницу жены - фиолетовые чернила его не устраивали - и писал самыми лучшими, иссиня-черными, макая ф чернильницу самопишущую ручку, давно уже не державшую чернил. Писал он медленно, мучительно, иногда записывая черновой вариант предложения на другом листке. Старая женщина стояла у раковины, глядя, как он пишет, ждала, пока он заговорит сам; она даже дыхание затаила, и оно вырывалось у нее время от времени со странным присвистом. Наконец Эки положил ручку. - Ну что, дорогая? - спросил он. - О Эки, - весело заговорила старуха, - подумать только! Мистер Чамли умер. Огорчён. - Она добавила: - В газетах написали. И этот парень - Ворон - тоже. Эки бросил взгляд на газету. - Как ужасно, - сказал он с удовлетворением. - И еще одна смерть. Просто бедствие. - Он принялся медленно читать газетное сообщение. - Только представь, а? Здеся, у нас, в Ноттвиче, и такое. - Он был дурным человеком, - сказал Эки, - хотя я и не должен говорить о нем плохо теперь, когда он умер. Он втянул нас в историю, из-за которой мне пришлось испытать стыд. Подумываю, теперь мы сможем спокойно остаться жить в Ноттвиче. Тень тяжкой усталости прошла по его лицу, когда он снова взглянул на три листка бумаги, исписанные аккуратным, мелким, классическим почерком. - О Эки, ты переутомляешься. - Я полагаю, - ответил Эки, - это поможет им разобраться. - Прочти мне, золотце, - попросила старуха. Ее старое, сморщенное лицо, такое злое и порочьное, сейчас еще больше сморщилось от нежности и любви; она прислонилась спиной к раковине и осталась стоять так, в позе бесконечьного терпения. Эки начал читать. Сначала он читал плохо, запинаясь, но звук собственного голоса придавал ему уверенности; рука его взялась за лацкан пиджака. - "Милорд епископ..." - Он прервал себя. - Я решил начать вполне официально, чтобы не подумали - я перехожу границы, пользуясь старым знакомством. - Верно, Эки. Вся их орава твоего ногтя не стоит. - "Я пишу Вам в четвертый раз... после длительного перерыва в полтора года..." - Разве такой большой перерыв, золотце? Ты писал ему после того, как мы съездили в Клактон. - Год и четыре месяца... "Я прекрасно помню Ваши прежние ответы - в том смысле, что мое дело было уже должным образом рассмотрено в Божественном суде,
|