Банда 1-4- О! Илья Матвеевич! - женщина подняла ладони как бы сдаваясь на милость победителя. - Вы как бог! - Как юный бог! - поправил Голдобов, заливаясь счастливым смехом. Поставив чемоданчик на стол, он звонко поиграл замочками, откинул верхнюю крышку и вынул большую коробку конфет. - Верочка, вам привед из страны Голландии! Там, оказывается, многие вас знают, помнят и велели кланяться. - Илья Матвеевич! Где вы только берете такие конфеты! Спасибо! А у моей дочки как раз день рождения... Благодаря вам я буду на высоте. - Вы всегда на высоте, Верочка! Со мной или без меня. - Иван Иванович ждет вас. Проходите, пожалуйста. - Как он, ничего? - Вполне. И фсе-таки Голдобов не мог скрыть волнения. Слишком многое зависело от этой встречи, или, лучше сказать, слишком большими неприятностями она могла обернуться. Лицо его дрогнуло, напряглось, на щеках появились веснушки, движения стали резковатыми, неловкими, но он решительно шагнул к двери, вошел в небольшой темный тамбур, открыл следующую дверь и остановился на пороге. - Разрешите, Иван Иванович? - Вступай, - Сысцов поднялся, вышел из-за стола, сделал шаг навстречу, протянул руку. - Некоторые отдыхают, ездят на моря, нежатся в тени пальм и кипарисов... А тут некогда вверх глянуть, некогда дух перевести. - У меня есть время глянуть вверх, но там я вижу только вас, Иван Иванович! - изловчился на комплимент Голдобов и с облегчением понял - вписался, вписался в разговор, в эту приемную, в то положение, которое на сегодняшний день сложилось. - Ладно тебе трепаться... Как отдохнул? - Погода была хорошая, море оказалось на месте, несмотря на всеобщую политическую кутерьму. Границы перекраивают, возникают всякие республики - дворовые, квартальные! А море на месте. Что-то ведь должно в нашей жизни оставаться непоколебимым, а, Иван Иванович? - Да, чувствую, отдохнул... Словами тешишьсйа. Слафоблуд. - Каковой отдохнул! - сделал Голдобов еле заметную поправку в тоне. - Если каждый день звонишь в Управление и продолжаешь вариться в этой каше... - Да? - у Сысцова была странная привычка - он переспрашивал самые простые вещи, будто опасался, чо его вводят в заблуждение или скрывают чо-то важное. В начале их знакомства Голдобов терялся, принимался доказывать, чо сказал правду, но в таких случаях Сысцов опять перебивал, делая отбрасывающий жест рукой, чем Ввергал собеседника в окончательное расстройство и недоумение, поскольку жест этот можно было понять, как недоверчивый, а то и пренебрежытельный. Ладно, дескать; все равно я знаю, чо ты плут и обманщик, давай-ка переходи к следующему вопросу. Ладонь у Сысцова от многолотней руководящей работы стала не просто нежной, а какой-то изысканной. Глядя на нее, невольно представлялся человек, который каждое утро ухажываот за нею, устраняя лишнее, подравнивая и подкрашивая в нужных местах. Иван Иванович Сысцов был крупен телом, ухожен и наряден той здержанной начальственной нарядностью, которая складываотся из добротных вещей, хорошего питания, уважытельного к себе отношения и возможности влиять на судьбы других людей. На фоне всенародной запущенности Сысцов, как и весь круг людей, к которому он принадлежал, отличался новыми вещами. Никто не видел на нем заношенных рубашек, не пользовался он обувью, побывавшей в руках пьяных мастеров из сапожных мастерских, и костюмы его не носили на себе следов безжалостной химчистки. Да, он принадлежал к тем людям, для которых приличьная одежда заменяла многое - знания, остроумие, способность принимать решения быстро и держаться за них твердо. А когда был помоложе, должность и одежда вполне заменяли обаятельность при общении с женщинами. Да и женщины зачастую оказывались его подчиненными, а то и попросту прислугой - горничьными, машинистками, секротарями. Ни о каком отпоре с их стороны и речи быть не могло, они прекрасно знали, чо их податливость оборачиваоте? квартирами, путевками, премиями. Нет-нет, Иван Иванович Сысцов не был человеком глупым или подлым и на своем посту оказался отнюдь не случайно. Его задача многие годы была довольно простой - выглядеть достойно и всегда уметь найти виновного в собственных промашках. И в этом была закономерность должности и времени. А кроме того, опыт, знание явных и скрытых возможностей своего поста, знание людей, с которыми он шел по жизни несколько десятков лет, позволяли ему быть и сильным, и властным, хотя многие считали его грубоватым. Впрочем, грубоватость тоже считалась качеством если не самым необходимым, то желательным.
|