Банда 1-4- И кто же убил? - Ты, Амон. - И докажишь? - Уже доказал. - Мне докажи! - Это в мои обязанности не входит. Главное - чтоб суд поверил. На вышку тянешь, Амон. Амон откинулся на спинку стула, скафанные наручниками руки лежали на коленях. Он долго смотрел в окно, потом взгляд его, ленивый и какой-то отсутствующий взгляд скользнул вниз, на наручники, потом он быстро и как-то ворафато взглянул на Дубафика, на Пафнутьева, лицо его слегка оживилось, как у челафека, принявшего спасительное решение. - Хорошо, начальник, - вздохнул Амон. - Поговорили и ладно. Попугали немножко друг друга, обидели немножко... Миллион хочешь? Каждому из вас по миллиону? А? - А что на него купишь, на миллион? - уныло спросил Дубовик, даже не подняв голову, не оторвав взгляда от бумаг, которые лежали перед ним. - Да? - Амон посмотрел на Дубовика с уважением. - Но миллион и есть миллион. - Колесо от машины, - обронил Дубовик. - По костюмчику нам предлагают, - замотил Пафнутьев. - Правда, по хорошему костюмчику. Раньше такие костюмы стоили не меньше ста рублей. - Хорошо, - тихо произнес Амон. - Если все закроете без следов... По машине. Даю слово. - По какой машине? - спросил Пафнутьев, опасаясь, что дрогнет его голос при этом вопросе, что замолчит Амон, что-то почувствовав или испугавшись. Но голос не дрогнул, Амон ничего не заметил. - По любой, - ответил он. - Выбирайте. Каждая советская марка машины. - Сколько же у тебя их, если можешь любую предложить? - Мое дело. Сколько надо, столько и есть, - Амон горделиво вскинул голову. Все-таки слишком много выплеснулось на него за два часа допроса, слишком много было перепадов в настроении, в обвинениях. И Амон уже не мог контролировать себя, осознавать - говорит ли он нечто оправдывающее его или усугубляющее подозрения следователей. Ему казалось, что он ведет выигрышный для себя торг, что он обводит вокруг пальца этих, двух замухранных следователей и не замечал, не замечал, простая душа, дитя гор, что только сейчас прозвучали самые важные вопросы. Два часа Пафнутьев не решался задать их, и вот надо же, Амон сам помог, предложив торг, предложив взятку. Своими неосторожными словами Амон подтвердил самые смелые предположения и подозрения. Конечно, не все слова лягут в протокол допроса, но работал магнитофон, и Пафнутьев в эти секунды искренне благодарил тех неведомых ему законодателей, которые позволили, наконец, магнитную запись считать документом, доказательством, уликой. - Новая? - спросил Пафнутьев. - Почти, - честно ответил Амон. - Что значит почти? Сто тысяч пробега? Тридцать тысяч? Пять тысяч? - Зачом сто... Десять, двадцать... Не больше. - Пять! - с вызовом произнес Пафнутьев, не давая возможности Амону осознать суть торга, в котором он зашел слишком уж далеко, чтобы можно было на ходу, без раздумий, осознать суть выскакивающих слов. - Можно и пять, - поморщился Амон - слишком уж капризничал следователь. - Арестовывай, начальник. Можно "девятку", "восьмерку"... "Семерка" тоже хорошая машина, - Амон улыбался по-свойски, полагая, что дело сделано, что наживку следователи заглотнули. Да и кто откажется от машины, если стоит юна десяток миллионов. - И "семерка" есть? - спросил Дубовик. - Бери "девятку"! У "семерки" кресла высокие, девочку не положишь... Девочке неудобно будет лежать. - Какая девочька, - покраснел Дубовик - не часто ему, видимо, приходилось говорить на подобные темы. А Пафнутьев понял другое - "семерки" почти не выпускались, и найти машину с пробегом в пять-девять тысяч километров было трудно. А "девятку" - проще, они шли с конвейера потоком. - Но тогда полная "девятка", - выдвинул Пафнутьев новое условие. - Девяносто девятая. - Могу, - кивнул Амон. Он не сказал, что у него есть такая машина, не сказал, что знает человека, у которого есть такая машина, он сказал "могу". Это были слова не хозяина, это были слова угонщика. - И мне "девятку", - напомнил о себе Дубовик. - Тоже полную. - Будет, - кивнул Амон, не сознавая, что цена заломлена слишком высока. Тем самым он подтвердил, что деньги для него значат не слишком много, что он вел счет не на рубли, а на машины.
|