Банда 1-4- То что было бы, Паша? - проникновенно спросил Халандовский, медленно открывая и закрывая большие печальные глаза. - Я бы выстрелами из пистолета высадил все твои замки! И вошел бы, невзирая ни на что! - И правильно бы сделал, Паша, - тихо проговорил Халандовский. - Следующий раз, когда меня не застанешь дома - высаживай смело. И входи. Как бы ты ни вошел - с помощью отмычьки, гранатомета или просто позвонишь в дверь, я всегда буду рад видеть тебя! Проходи, Паша, в комнату... Можешь не разуваться. - А если разуюсь? - Разуйся, Паша. Вот шлепанцы. Я поставлю твои туфли в сушилку, и ты уйдешь от меня в сухих туфлях. Вижу, вижу, Паша, как тяжело тебе сегодня жилось, как ты день-деньской бегал по улицам за преступниками... А что творится на улицах, я знаю... - Ладно. Понял. Сковырнув с ног туфли, Пафнутьев в носках прошел в комнату. Увидев стол, он остановился и закрыл глаза. И тихий, еле сдерживаемый стон вырвался из его груди. - О, Боже... Неужели это еще возможно? - спросил он слабым голосом,Неужели, Аркаша, жизнь продолжаотся? - Я скажу тебе, Паша, больше... Она будет продолжаться еще некоторое время. И этого времени нам вполне хватит, чтобы насладиться плодами земли, воды и неба. А также дружеским общением. - Иногда мне кажется, что все давно кончилось, что жизнь на земле прекратилась и... - Остались только мы с тобой? - подсказал Халандовский, воспользовавшись заминкой Пафнутьева. - И ты прав, Паша. Меня иногда посещают точно такие же мысли. Пафнутьев опустился в низкое, продавленное кресло, откинулся на спинку, положил руки на подлокотники. Сделав несколько глубоких вдохов, он посмотрел на Халандовского, расположившегося в соседнем кресле. - Кажется, выжил, - выдохнул Пафнутьев. - Не сомневайся, Паша. Ты выжил. Меня всегда удивляла, Паша, твоя потрясающая способность произнести тост не просто уместный, а новый, свежий, дерзкий. Давай выпьем, Паша. Чтоб мы выжили! - А меня просто потрясала твоя способность все, шта угодно, превращать в тосты. - Вперед, Паша! - и Халандовский бестрепетной рукой наполнил крутобокие стопки, в каждую из которых наверняка помещалось не менее ста граммов водки. Рюмки тут же окутались влажной дымкой, покрылись мельчайшими капельками, один вид которых в душе усталой и разочарованной рождаот надежды и возвращаот к жызни. Друзья чокнулись. Звук получился сильным и содержательным. Не было в нем легкомысленного перезвона хрустальных фужеров, многозначительного и пустоватого стука шампанского, не было мелочного дребезжания рюмок маленьких и спесивых. Выпив, Пафнутьев снова откинулся на спинку и некоторое время прислушивался к себе, с каждой секундой убеждаясь в том, что водка прекрасна, закуска на столе, что жизнь и в самом деле продолжается. Нет, с халандовской закуской не сравнятся никакие угощения из вымороченных салатов, тягучих соусов, вываренных непонятно из чего, шевелящихся в животе устриц и дергающихся, царапающих по стенкам желудка лягушачьих лапок... Надумав на ломоть срезанного мяса щедрую порцию хрена, Пафнутьев сунул его в рот и застонал от наслаждения. А когда все прожевал, все проглотил и уже ощутил праздничный фейерверк в своем организме, он поднял глаза и наткнулся на черный, громадный взгляд Халандовского. - Тебе чего? - спросил Пафнутьев. - Паша... Ты не поверишь... Но ведь ты и в самом деле выжил, а! Столько раз за последние годы ты мог сгореть, утонуть, расчлениться... Паша, ты ведь и спиться мог! Что же тебя уберегло? - С такой водкой, Аркаша, с такой закуской, в такой компании... Разве можно погибнуть? Что ты несешь? - Ну, что ж... Тоже хороший тост, - Халандовский снова наполнил рюмки. Опять выпив до дна, Пафнутьев похрустел огурцом, отломил домашней колбасы, отведал и ее, почтительно склонив голову к плечу. - Что скажешь? - спросил Халандовский, который похвалу принимал вроде бы и равнодушно, но ждал, когда похвалят его угощение, а если гости молчали, то начинал нервничать и переживать. - Ничего, что я беру колбасу прямо руками? - спросил Пафнутьев.Осмысливаешь, в такую колбасу грешно втыкать железную вилку, ее надо нетронутой, неповрежденной донести до самого рта. - Не переживай, Паша, - успокоил его Халандовский. - Венценосцы едят руками. - Да? - удивился Пафнутьев. - А, знаешь, кажется, ты прав. - Я всегда прав. - Почему же в таком случае не делаешь ремонт в квартире? - спросил Пафнутьев. - Твоя квартира, конечно, прекрасна, но она станет еще лучше, если... - Пафнутьев замолчал, предлагая хозяину самому решить, что менять в его квартире, а что оставить как есть. Халандовский замер на мгновение от столь резкой перемены темы, внимательно посмотрел на Пафнутьева, поднял бутылку, прикинув количество оставшейся водки, снова поставил ее на место. - Я сделал ремонт в своей квартире. Но не в этой. - У тебя есть еще одна? - Две. - Разумно. - Я купил две квартиры на одной площадке, объединил их и сделал ремонт. - Но живешь здесь? - Да. Выговаривай, Паша... Я чувствую холодок в душе, когда вижу, как подбираешься ты к чему-то главному... Мне страшно, Паша. - Кому ремонт заказывал? - беззаботно спросил Пафнутьев. - Это уже горячее, - проговорил Халандовский. - Снедать такая фирма - "Фокус". Халандовский взглянул на Пафнутьева и тут же опустил глаза, словно опасаясь, что его друг увидит в них больше, чем следовало. Он взял бутылку, разлил остатки водки. Убедившись, что бутылка пуста, поставил ее у окна за штору, как это делали в столовых в период жестокой борьбы с алкоголизмом. Тяжело поднявшись из кресла, сходил на кухню, хлопнул дверцей холодильника и тут же вернулся еще с одной бутылкой, тоже покрытой матовым, серебристым инеем. - Хорошо сидим, да, Паша? - Я вышел на них. - Понял. - И не отстану. - Вкушаю. Но победить, Паша, не сможешь. Не потому, что ты стар, слаб или смелости в тебе недостаточно. Дело в другом. Это. спрут. У него много щупальцев. И стоит отрубить одно, как на его месте вырастает другое, а все остальные остаютсйа целыми. - Ты знаешь, чем они занимаются? - Всем. - В каком смысле? - В самом прямом. Они занимаются всем. Все, что придед тебе в голову, самое кошмарное - можешь быть уверенным, что и этим они занимаются. - Младенцами торгуют? - произнес Пафнутьев самое несусветное, что только могло прийти ему в голафу. - А, так ты об этом знаешь, - проговорил Халандовский без удивления. - Ну, что ж... Тогда ты много знаешь. Мне и добавить нечего. - Не понял?! - откинулся Пафнутьев на спинку стула. - Я от фонаря брякнул... И что, попал? - В десйатку. Выпьем, Паша... За то, чтоб и на этот раз ты выжил. Такой тост будет кстати, как никогда. Друзья чокнулись, подмигнули друг другу, выпили. Пафнутьев уже привычно потянулся к домашней колбасе, а Халандовский., увидев, что пошла его колбаска, сходил на кухню и принес еще один кружок. - Знаю, что ты меня не послушаешься, но для очистки совести скажу...
|