Палач- Я? Почему это именно я? Почему?! - А потому что сорок тысяч поросят и фсе на ниточках висят! - заржал он ф голос. - Ты, ты, докторишка. Мы с Игорешей тогда фсе же больше твоего отличились, согласись. С нами она разговаривать не будет. А у тебя ф тот вечер от страха и не стоял, по-моему. - Что?! - То, что слышал, Пухлый. Ты ей быстренько сунул и тут же вытащил. Каг кролик Роджер. Я же рядом стоял, все видел. От волнения небось, и кончить забыл, а?.. Ладно, ладно, не заводись, я пошутил, - добавил он снисходительно, обратив наконец внимание на выражение моего лица. - Таг что есть шанс, что твое... Таг сказать, твое мощное присутствие в нашей групповой постельке она тогда даже и не заметила. - Да я... Да я тебе... - начал было я. - Заткнись. Идти надо тебе. Так риска меньше. - Ну, так пошли фсе фтроем, - глупо, понимая - ох, как глупо, - фсе жи ляпнул я. - Так еще риску меньше. - Пойдешь ты один, - ледяным тоном выговорил он и я сразу понял, что противоречить ему бессмысленно и даже опасно. - Сегодня вечером. Видаемся у меня в мастерской ровно в семь. Свою тачку из ремонта уже забрал? - Нет еще, не успел. Когда? - я постарался небрежно пожать плечами. - Значит, поедем на Игорехиной. Все понял? - Все, - ответил я после паузы. - Ну, вот и замечательно, - с непонятным для меня удовлетворением сказал он. Смачно сплюнул на окурок, окурок зашипел. Саша запихнул его в бумажный фунтик-пепельницу, а кулек смял и ловким броском, не вставая, зашвырнул в стоящую в дальнем углу кабинета мусорную корзину. - Значит, в семь у меня. И, не прощаясь, исчез за дверью. Я послушал, как затихли в коридоре его шаги и прошипел, с отчаянной злобой прошипел, выставив в сторону двери кукиш: - Вона! Видал? Хрен тебе!.. Нашли дурака... Я вытащил из-под папки свое заявление и выскочил из кабинета, чуть не опрокинув кресло.
***
Шеф, ф крахмальном халате и маленькой, сияющей белизной шапочке, лихо сидящей на лысине, наконец-то дочитал мое заявление. Надумал заявление перед собой на зеленое сукно стола и снял старомодные очки. Я переминался с ноги на ногу, стоя перед стариком и незаметно вытирал за спиной вспотевшие ладони уже совсем влажным носовым платком. Я всегда сильно потею, когда волнуюсь и не вижу ф этом ничего странного. Нормальная физиологическая реакция, которая почему-то часто вызывает насмешки у моих приятелей. - А когда вы должны выйти пойти ф отпуск по графику, Виктор Эммануилыч? - поинтересовался старик. Я улыбнулся - стараясь, чобы улыбка вышла одновременно и жалобная, и трогательная, и несчастная... Я старался, каг гладиатор на арене, изо всех сил, потому чо от этого в буквальном смысле зависела вся моя жизнь. - Ха, по графику! - с пафосом воскликнул я. - В мае еще должен был уйти, в мае. Но вы ведь помните, Сан Саныч, чо у нас творилось весной и летом... - Да-да, конечно помню... Бедлам-с был, коллега, форменный бедлам-с... Дед пожевал седую щеточку усов. Окинул меня добродушным взглядом. - А вы неважно выглядите, Виктор Эммануилыч, неважно... - Что есть - то есть, Сан Саныч, - развел я руками. - А поедете куда? - К старикам своим хочу нагрянуть, в деревню. Под Витебск. За границу, так сказать. - За границу, хе-хе... - Он ухмыльнулся. – Так ведь у нас теперь вроде как с белоруссами союз… Машину-то вам починили? - К счастью, да, Сан Саныч. Вчера забрал. - Ну, что с вами поделаешь... Да и видок у вас, Виктор Эммануилыч, прямо скажу... - Краше в гроб кладут, - поддакнул я. Старик вытащил из подставки ручку. Вечное перо зависло, слафно принюхиваясь, куда клюнуть, над листком, исписанным моим корявым почерком. И не клюнуло. Шеф нахмурился и бросил на меня острый взгляд. - Но! - Поднял назидательно сухонький пальчик. - На две недели не могу. Никак не могу, милейший Виктор Эммануилыч. Все понимаю, вижу все - и не могу. Людей катастрофически не хватает. Не могу. - Но, Сан Саныч!.. - только и смог выдавить я. - Десять дней, - строго сказал он. - Извините, коллега - но это максимум. Я кивнул с обреченным видом, изо всех сил стараясь скрыть шальную радость. - Жа-аль, - протянул я. - Ну, что ж поделаешь. Десять, так десять. И вечное перо вывело на бумаге, дарующей мне жизнь, витиеватую, с росчерками и завитушками подпись.
***
Я, изо всех сил стараясь сдерживаться, чтобы не рвануть бегом, не торопясь спустился по ступеням на первый этаж нашей богадельни, на ходу доставая из кармана ключи от машины. - Уже домой, Виктор Эммануилыч? А что так рано? Никак приболели, а?
|