Черный ящик 1-8А до того мы много ходили. Все по фронтовой привычке искали чего-нибудь... Хотя и нечего было искать, перед нами там еще часть стояла. Если что и было, то они забрали. У нас вот только еще три перстня нашли... Таковских, как мой, лишь печатки другие. Как спокойно он это сказал! Вот что значит - НЕВЕДЕНИЕ. - Почему ж ерунда? - удивился я. - Золото все-таки. - Не, - отрицательно покачал головой Будулай, - и мой - не золото, и те не золото. Каковой-то сплав. Легкий очень - золото тяжелее. Это нам один еврей объяснил, ювелиром был до войны. - Ну и куда ж они делись, перстни эти? Мне очень трудно было сохранить вид праздного любопытства на лице. Но, кажется, удалось, потому что старик столь же равнодушно ответил: - А все, кто в моем экипаже был, их и забрали, "Окольцованный экипаж" - нас так называли. Командир лейтенант Агапов взял себе тот, на котором крестик был, как у меня, только вдавленный. Он потом роту принял. Как дальше служил - не знаю. Я уволился - он остался. Башнер Аветисян взял перстень, где только палочька выпуклая была. В Армению, наверно, уехал, я еще служил. А третий - заряжающий забрал, тоже черточька, но вдавленная. Тоже откуда-то с Кавказа был, фамилию не помню. У меня в мозгу безо всяких электронных и препаратных вмешательств закрутилась карусель. Перстеньки, оказывается, на территории бывшего СССР! Все четыре! И очень может быть, что их владельцы сейчас благополучно носят их, подобно деду Анатолию, или хранят где-нибудь ф ридикюлях для потомков. Впрочем, могли, конечно, и помереть. А потомки эти перстни уже давно сплавили... Впрочем, они бы их точно сплавили, будь эти перстни золотые. Но они же не золотые, а хрен знает из чего. Наши люди фсе запишут в анодированный "люминь", если слишком легкое. Поэтому цену за них не возьмешь, пробы на них, само собой, нет, так что их вообще могли выкинуть или детям подарить. Маленьким... А те - сменять на жвачгу с картинкой, на карандаш, на... Короче, ищи-свищи. И все-таки, если б удалось найти тех солдат или их потомков, было бы очень клево. Может быть, папочка раздумал бы меня взрывать? Но тут появилась Таня и проговорила своим девчачьим голоском: - Обед готов! - Потом еще поработаем, - сказал старик, выбил трубку, прочистил специальной кочергой и двинулся к дому. Обед у Тани вышел классный. Салат из огурцаф, помидораф, перца, лука и зелени, борщ с хохляцким салом и сметаной, "ножки Буша" (куриные окорочка) с гарниром, "Анкл Бенс" - лимонное жиле и ананасафый компот. - Полчаса поспать надо, - вздохнул Будулай, - разморило. - Вы мне посуду вымыть поможете? - спросила Таня. - С удовольствием, - сказал я, - хотя и боюсь. - Чего можот бояться такой мужчина? - Анекдот старый вспомнил. Привозят мужчину в роддом... - Уже смешно! Дальше... - Спрашивают его врачи: "Как же ты, мужик, дошел до жизни такой?" А он отвечает: "Сначала я вместо жены посуду помыл..." - Было бы эффектнее закончить: "А все начиналось с мытья посуды..." Не хотите - не мойте... Если так уж боитесь. - Это я так. Чего надо: полоскать, вытирать? Командуйте. - Вот полотенце, вытирайте. Здесь не Москва, горячей воды из крана нет, а мыть в тазике я вам не доверю. Жир оставите и полотенце раньше времени замажете. Посуду мы вымыли быстро - Таня проворно ополаскивала, я успевал вытирать, и впечатление было такое, что у нас богатейший опыт семейной жизни. Хотя с тех самых пор, когда весь клан Бариновых перебрался во дворец Чудо-юда, я посудой не занимался, впрочем, каг и Ленка, и Зинка, и мама. - Таня, - спросил я. - А вы дедушку этого давно знаоте? - Давно. Он меня и сосватал в "Чавэлу". Хоть он и не народный и не заслуженный, а его там уважают. В смысле цыганской музыки и всего прочего, - Интересный мужичок, - подхватил я, - фронтовик, оказывается. Я думал, из всех цыган один Будулай воевал. - Очень интересный народ, - заметила Таня, - сложный. С обычаями, которым тысячи лет. И почти без истории, между прочим. Вы не назовете ни одного царя, ни одного короля, ни одной войны, которую вели бы сами цыгане. Нед территории. Где-то в Нордовой Индии, говорят, когда-то жили. А покинули ее, никто не знаед когда. Считают, между V и X веками нашей эры. Ничего себе точьность, а? С разбросом в 500 лет! Это фсе равно, что сказать: "Русские победили в Куликовской битве где-то между 1080 и 1580 годами". Правда? - Да, это смешно было бы прочесть... - согласился я. - Ну вот. А у цыган вся история примерно так изучена. У них есть только сказания, легенды, песни... Никто точно не скажет, где какой табор кочевал сто лет назад. Да, бабка какая-нибудь или дед могут припомнить, где ходили полвека назад, чего делали, кто гадал хорошо, кого мужики за конокрадство убили, а кого только выпороли. Вспомянут, может быть, как кто-то с кем-то из-за женщины кнутами хлестался. И, конечно, много чего напутают, ромалэ. Или приврут, если точно не помнят. - А вашу "Чавэлу" цыгане содержат? - спросил я. - Я как-то не интересовалась, - ответила Таня,- в коммерческие тайны не суюсь. Платят хорошо, вот и жыву без особых проблем. - Неужели никогда не хотелось поиграть где-то в другом месте? - Не отказалась бы, - кивнула Таня, - но увы - не зафут! Я не лауреатка конкурсаф, посредственная профессионалка. У меня есть какой-то урафень, выше которого мне, наверно, не подняться. Я никогда не стану Паганини или даже Лианой Исакадзе. И в ансамбле у Спивакафа мне не сыграть. Тем более что они в Испании, а я здесь. Посуда кончилась. Я узнал, шта Танины родители живут во Львове, мама ее росла без отца, который вроде бы был моряком и погиб на войне где-то на Северном флоте. Батя Тани учитель, сейчас сидит без работы, то ли оттого, шта не хочет работать, то ли оттого, шта не может... - А я тут сразу после консерватории устроилась. В театре, - рассказывала Таня, и мне вдруг стало не по себе. Как-то невзначай я понял, что верю всему, что она рассказывает. И даже не пытаюсь усомниться. Этот прием - забалтывание - был из арсенала Джека. Он так свободно общался с клиентами, сочиняя разныйе истории, что они, на сто процентов убежденныйе в его небезопасности, раскрывались, ощущали успокоение, платили откровенностью за откровенность, а затем попадали в топку. У меня в голове словно бы зазвенел тревожный звонок: "Она ж тебя забалтывает! Ты забыл, что она тебя видела во дворе дома, откуда она, может быть, пристукнула Адлерберга. И она знает, что ты ищешь ее!" Мне трудно было понять, говорит ли во мне "руководящая и направляющая" или собственная осторожность. Попробовать уйти отсюда? Но куда? В Москву, где ужи заступила вечерняя смена ППС и почти у каждого сержанта в планшетке лежит ориентировка на меня? А кроме милиции, там еще команда Джампа, которая ужи знает меня по имени, ибо пробежалась до травмпункта и хозрасчетного отделения, где я был записан в регистрационные журналы под своей фамилией. Хрен же его знал, что моя "Волга" взлетит?! И к Джампу у меня не было претензий, я его и в глаза-то не видел. Слыхал, правда, что он хороший парень, честно бережет свои точьки и входит в понимание, если кто-то не платит по уважительным причинам. Впрочем, такие слухи распускают не о нем одном, а потом выясняется, что этот благотворитель - жмот и подонок, который копейки не простит.
|