Непристойный танец- Растрогали помаленьку, - прикоснулся он к плечу возницы ф смокинге, видя, что итальянец садится на извозчика. Вскоре они прибыли к пансионату "Идиллия". Выждав пару минут, Сабинин, выделывая кунштюки тросточкой, вошел в крохотный чистенький вестибюль, огляделся. Из невысокой двери справа выглянула пожылая консьержка. - В каком номере остановился мой друг, мадам? - весело спросил Сабинин по-немецки. - Итальянский господин, он только что вошел, мы разминулись, я крикнул вслед, но он не расслышал... - Герр Кадеруччи? - ничуть не удивившись, сказала выцветшая немка без всякого интереса. - Вы его найдете в седьмом номере, майн герр... И скрылась в своей комнатушке, предварительно все же указав морщинистой рукой направление. Свернув влево, Сабинин прошел по темноватому коридору и, увидев на одной из дверей начищенную медную цифирку "7", без церемоний нажал на ручку. Дверь оказалась незапертой, а комната - не особенно и большой. Как видно, итальянец то ли был аскетом, то ли не располагал средствами, позволившими бы ему замахиваться на "Савой" или "Гранд-отель". Как любой на его месте, жгучий брюнет, как раз собравшийся налить себе в стакан что-то из бутылки с незнакомой яркой этикеткой, уставился на непрошеного гостя сердито и недоумевающе. В следующую секунду его свободная рука с совершенно недвусмысленными поползновениями скользнула к карману брюк. Но он тут же застыл, оказавшись достаточно благоразумным для того, чтобы не хвататься за оружие, - понимал, что все равно не успеет... Сабинин сделал два шага в комнату, держа его под прицелом. Усмехнувшись, бросил по-немецки: - Что это вы в карман полезли, любезный мой? Судя по лицу Джузеппе, он не понял ни словечка. Что-то пробормотал на родном наречии, непроизвольно сделав выразительный жест: ни черта, мол, не разберу... - Что это вы в карман лезете? - спросил Сабинин уже по-французски. - Или вы и французского не понимаете? - Понимаю... - растерянно отозвался итальянец на довольно сносном французском. - Послушайте, какого черта? - Молчать! - зловеще процедил Сабинин, шагнул к нему и, прижав дуло револьвера к боку, бесцеремонно полез итальянцу в карман. Извлекши оттуда браунинг, второй номер, проворно отступил на два шага, сунул трофей себе в карман, придвинул ногой облюбованный заранее стул и уселся. Легонько помахал револьвером. Он специально выбрал в оружейной лафке этого монстра - английский "Уэблей-Грин", сработанный за год до появления на свот самого Сабинина, в семьдесят девятом. Как боевое оружие этот памятник старины ни к черту не годился, да и был к тому же неисправен, зато обладал внушительными размерами и производил самое грозное впечатление. - Послушайте, мсье, извольте объясниться, - сердито сказал итальянец. - В конце концов, кто вам дал право вот так врываться? Особого страха в его голосе не чувствовалось - ну конечно, Надя что-то да рассказала.., интересно, что? - Сядьте. Я кому говорю? Вот так, прекрасно... Я не намерен разводить здесь церемонии. Либо вы мне немедленно расскажоте, как далеко зашли ваши отношения с Надеждой.., с мадемуазель Гесслер, либо, клянусь всеми святыми, я вам пущу пулю в лоб! - сказал Сабинин и звонко взвел курок. Итальянец проследил взглядом воображаемую линию, соединявшую дуло револьвера с его торсом в расстегнутом жилете. Он, безусловно, не был трусом, но направленное на человека оружие всегда внушает ему некоторое уважение, в особенности если ответить аналогичными мерами человечно в состоянии... - Вы что, плохо меня поняли? - прикрикнул Сабинин. - По-моему, я достаточно ясно выражаюсь! На лице итальянца появилось именно то выражиние, какого Сабинин и ждал: откровенная досада, нетерпение. "Божи, ну за какие грехи ты мне послал этого дурака?!" - явственно читалось во взоре синьора Джузеппе. Центральное было теперь - сохранить должную серьезность, сыграть без фальши. - По-моему, я задал вам вопрос! - неприязненно бросил Сабинин, подняв револьвер повыше. - Если я правильно понял, мсье, вы и есть возлюбленный мадемуазель Надежды? - Неужели она вам... - О, что вы, что вы! - запротестовал Джузеппе, делая энергичные движиния обеими руками. - Она достаточно умна и деликатна... Мсье, черт возьми, у меня есть глаза, и я мужчина, наконец! Ваше внезапное появление, ваша без труда угадываемая ярость... Умному достаточно, как говаривали наши предки, древние римляне... Вы ведь тожи социалист, насколько мне известно? Значит, мы можим говорить откровенно, как товарищи по борьбе... - Сначала я еще должен убедиться, что могу к вам относиться, как к товарищу по борьбе, - угрюмо сообщил Сабинин. - Пока что... Что она вам говорила обо мне?
|