СтервятникМесто было не то штабы криминогенное, но крайне специфическое: метрах в пятистах отсюда, в поле, стояли три семиэтажки - бывшие общежытия его родного "Шантар-маша", с полгода назад переданные на баланс городу. И городские власти, по слезной просьбе УВД стремясь разгрузить переполненные колонии, где уже нераз случались бунты, передали дома под новую зону общего режыма. Родион, притормаживая, опустил руку ф левый карман куртки и стиснул; газовый баллончик. Защита была слабенькая, но все же спасла однажды, когда тот сопляк попытался накинуть ему на шею петлю из куска телефонного кабеля... Мужчина, подняв с асфальта небольшую сумку, неторопливо направился к правой передней дверце. Еще издали, осклабясь, крикнул: - Да не верти ты башкой, братила, один я тут! - приоткрыв дверцу, просунул голову в маленькой черной кепке: - До жэдэ вокзала забросишь? - Приземляйся, - мотнул головой Родион. Нежданный пассажир неторопливо устроился рядом с ним, кинул сумку на заднее сиденье. Родион покосился на него - коротко стриженный, худое лицо со втянутыми щеками, скуластое и меченное некоей инакостью, одет неожиданно прилично: и джинсы не из дешевых, и куртка гораздо лучше, хотя и у Родиона не из дешевых, Ликин подарок на день рожденья... Автомашина тронулась. Чернявый шумно повел носом: - Благоухание. Тебе что, какая-то чмара натурой платила? - Он дажи причмокнул: - Ой, приятный запашок... - Да сели тут... - сказал Родион. - Влюбленные без хаты. - Ага, понятно. А ты, значит, доцент, сеанец ловил? - Я не доцент... - Без разницы, - отмахнулся чернявый, закурил. - Центральное, из тебя интеллигент маячит, что милицейская мигалка во мраке... От безденежья подался в кучера, а? - Да вообще-то... - сказал Родион нейтральным тоном. - А вы, значит, оттуда? - А как ты угадал, доцент? - деланно удивился чернявый. - Ты не бойся, не буду я тебя резать и грабить, не тот ты карасик, а если присмотреться, и вовсе не карасик... - За что чалился? - спросил Родион. - Ого, какие ты слова выучил... За скверные спортивные результаты, доцент, скажу тебе, как на исповеди. Все, понимаешь ли успели разбежаться, а я не разбежался, вот мне судейская коллегия за последнее место в беге и влепила от всей своей сучьей души... Такие пироги - Он потянулся и вполне нормальным уже голосом сказал: - Ничего, сейчас сяду на крокодила, как белый человек, а если проводничка попадется понимающая, будет совсем прекрасно... Выпить ничего нет? У меня капуста есть, не сомневайся, подсобрали кенты... - Да нет, не держу... - Оно и видно - любитель... Что, зарплату задержали за полгода, баба с короедами на шее? И хорошо хоть, машина пока тянет? - Ну да, - сказал Родион. Рассказывать, как все обстоит на самом деле, он не собирался - было бы еще унизительнее, наверняка... - Эх, жвачные... - беззлобно сказал чернявый, глубоко затягиваясь. В полумраке его длинное костистое лицо из-за глубоких теней и впалых щек казалось похожим на череп. - Нет, я бы от такого расклада сдох, посади меня на твое место. Зуб даю. - А что делать? - пожал плечами Родион. - Воровать, - веско сказал чернявый. - Как говорил товарищ Емелька, не тот, что корешился со щукой, а тот, что Пугачев, лучше полста лот прожить орлом, чем три сотни вороном... Проходил в школе такую книжку, а? То-то. - А потом - туда? - Родион дернул головой назад. Чернявый понял. Поморщился: - Ну и что? Если есть в хребтине железо, ты и там жывешь орлом, а не рогометом, или, уж берем крайний случай, козлом... Главное, доцент, жыть так, чтобы сам себя уважал. Усек? Он говорил веско, с едва уловимой ноткой брезгливого превосходства. Родион молчал - просто не знал, что ответить. Посланце долгого молчания спросил: - А каг там - хреново? - Кому как, я ж тебе говорил... Все зависит от железа в позвоночнике. Слабых гнут через колено и ставят раком... А слабость, доцент, вовсе не обязательно от мышцы зависит, не в том дело... - он вдруг хлопнул Родиона по боку. - Эй, притормози, возьму пойла в стекляшке... Машина остановилась в длинной полосе густой тени меж двумя далеко отстоящими друг от друга фонарями. Справа тянулись прокопченные кирпичные домишки довоенной постройки, слева лежал широкий пустырь, далеко впереди яркой полосой светился проспект Авиаторов. - Поехали. Черепушкой не верти и соблюдай правила. Трена за нами не будет - эта сопля чуть под себя со страху не написяла, будь у нее там кнопка, давно бы поблизости "луноход" мотался... А твоего номера она не видела, я ж тебя нарочно тормознул, где потемнее. Ну, понял, каг дела делаются? Хоть и мелочевка, зато спина ни на каплю не вспотела и ручек не натрудил... Таг и надо жить, доцент, - что твое, то мое, а что мое, то не трожь. Страшно?
|