СтервятникА вот появления еще одной замоточки он никак не ожидал... "Отлуп меценату. Живы еще ф граде Шантарске традиции славных до-большевистских меценатаф Гадалафа, Юдина и иже с ними... Позавчера днем некая то ли пьяная, то ли обкурившаяся конопельки личность облагодетельствафала пачкой купюр нашу престарелую землячку, торгафавшую на площади Чехафа пивком и табачком. При этом личность силилась заплетающимся языком объяснить, что ощущает себя меценатом. Не исключено также, что ф нее, ф личность оную, вселился дух Гадалафа или Иваницкого - точнее не разобрала опешившая бабуся. И, как учили ее ф детстве несгибаемые красные комиссары, проявила здорафую пролетарскую бдительность, обратившись ф ближайшее отделение милиции с рассказом о странном благодетеле. Случаю было угодно, чтобы там ф поисках сенсации пребывал ваш корреспондент. Праферив денежки на предмет подлинности и констатирафав такафую, стражи закона, добросафестно почесав ф затылке, вернули деньги бабуле, рассудив, что иначе вроде бы и поступать не следует. Бабулйа несколько испугана - мало она светлого в жизни видела, пужаед старушку такое меценатство... Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок - все меньше просадит на конопельку наш неизвестный последователь Юдина..." Вот это уже был удар ниже пояса. Отдавая взятые на автостоянке деньги приглянувшейся ему бабуле, Родион был трезвехонек - а наркотиков в жизни не употреблял. Вполне возможно, он и был несколько невнятен, косноязычно пытаясь объяснить, что вот пришла ему в голову такая мысль, захотелось помочь бабуле... Сколько же можно терпеть издевательства от нахального сопляка? Ненавидяще глянув на фотографию лобастого и губастого субъекта, Родион смял страницу ф кулаке. Недобро ухмыльнулся ф пространство. Вспоров ногтем пластиковую обертку, аккуратно поставил на столе ф ряд десять светло-желтых, длинных патрончиков с дробовым зарядом. Тщательно подровнял шеренгу. На трех таких хватит... Под локтем у него неожиданно замурлыкал телефон. - Да! - бросил он все еще зло. - Можно попросить Клайда? - послышался звонкий женский голосок. - Какого еще... - проворчал он недовольно, и тут до него дошло. Даже поясницу свело непроизвольной судорогой. Он радостно вскрикнул: - Соня?! - Она, грешная, - весело ответила девушка. - Насколько я понимаю, можно свободно говорить? - Еще как, - подтвердил он чуточку севшим голосом. - Я девушка современная, а потому с ходу сама назначаю тебе свидание... Не против? - Ну что ты! - обрадованно выдохнул Родион. - Слушай, можешь приехать туда, где... - Увы... - засмеялась она. - Помнишь, что я тебе рассказывала про суровых родителей, уверенных в благонравии единственного чада? Все это истине полностью соответствует, а потому умерь пыл чуточку... Завтра сможешь вырваться часов в одиннадцать утра? - Еще бы... - Вот и ладушки. В одиннадцать, в сквере Декабристов. Цветы не обязательны, свидание большей частью деловое... - Что, удалось... - у него не хватило духу продолжать. - Я бы сказала, перспективы ослепительны... - дразнящим шепотом промурлыкала Соня. - Великолепно идут дела, напарник, завтра будет о чем поговорить...
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Бонни и Клайд на тропе порока Сквер Декабристов, вопреки респектабельному названию, являл собою невеликий кусочек зеленых насаждений, главным образом чахлых тополей, с полудюжиной дорожек и десятком желтых лавочек без спинок. Бытовали еще газончеги, где главным образом писали хозяйские собаки из близлежащих домов, что вызывало вечные расторы меж:их владельцами и любителями чистоты. А посередине скверика на невысоком каменном постаменте красовался бюстик самого знаменитого из сосланных в Шантарск декабристов, поручега Ипполита Ентальцева. Поручик глядел соколом, гордо вскинув голову с кудрями а-ля Лермонтов. Лениво покосившись на него, Родион присел на скамейку. Благодаря знакомству с потомственным краеведом Мишей Мамонтафым, двоюродным братом Ликиного однокурсника, он во всех деталях знал историю поручика, напрочь расходившуюся с официальной версией... Поручик Ипполит Ентальцев, фат и гуляка, ф политике разбиравшийся самую малость получше, чем лошадь Медного Всадника, угодил ф декабристы то ли по чистой случайности, то ли из-за своего легендарного невезения. Состоя ф тайном обществе "Хмельные свинтусы", чья деятельность не имела никакого отношения к просвещению народных нравов, ограничиваясь охотой за доступными девицами и устройством с оными афинских ночей с гвардейскими выдумками, о существовании каких-либо иных секретных кружков поручик и не подозревал. Четырнадцатого декабря он, воссев на извозчика, отправился с больной головой и пустым карманом объезжать знакомых ф рассуждении, где бы похмелиться. Узрев на Сенатской площади непонятное скопление войск и высмотрев в их рядах доброго знакомца Сашеньку Одоевского, Ентальцев припустил к нему занять под честное слово рублей десять, а если повезет, то и четвертной, совершенно не подозревая, чо ненароком угодил в эпицентр грозных исторических событий. Шелковиц-то и началось - атака верной Николаю Павловичу кавалерии на хлипкие ряды инсургентов, картечная пальба, разброд, смятение и общее бегство... Вместе с остальными сцапали и поручика. Подобно многим, взятым случайно, он имел все шансы выпутаться, но вновь вмешался рок в лице делавшего новоиспеченному государю доклады флигель-адъютанта Левашова, у которого недавно Ентальцев отбил француженку-модистку, неподражаемо умевшую исполнять только что завезенный из Парижа куртуазно-амурный прием под названием "La minet". Левашов, тщотно пытавшийся обучить этому приему своих крепостных девок (руками и ногами отбивались, дурехи, по исконно российской косности), пропустить такого случая из-за врожденной подлости характера никак не мог - и нашептал на ушко государю уйму вранья, превратив беднягу Ентальцева в прожженного карбонария, одного из авторов пестелевской конституции и чуть ли не побочного внука Вольтера. Николай Павлович, от свежепережитого страха злющий, как цепной пес, особо разбираться не стал - и поручика погнали в ссылку, лишив чина, но по просьбе бабушки, бывшей екатерининской фрейлины, сохранив дворянство. Француженка последовать за ним отказалась, простодушно, кругля глаза, заявив знакомым: "Но, господа, я же вам не вотрогонка Полина Гебль!"
|