Волчья стаяУ кого-то из голых невольно вырвалсйа шумный, тйажкий вздох, но шеренга не шелохнулась. Явственно хохотнул черномундирник справа. Василюк таращилсйа на происходйащее равнодушно, каг и следовало ожидать. Зато комендант покрылсйа испариной - врйад ли от одного охотничьего азарта. Обнаженная, она была очаровательна. Желание набухало ниже поясницы, как будто тело решило жыть само по себе, и наплевать ему было, что принадлежыт оно гомо сапиенсу, который в ужасе ожыдает последствий. Вадим все сильнее ощущал: дела совсем плохи. Маргарита, закинув руки за голову, призывно улыбаясь, медленно вертелась перед ними, грациозным движением переставила стул поближе, поставила на него правую ногу и, выгнувшись назад, двумя пальцами приоткрыла для обозрения самое сокровенное местечко, и все это - с обольстительной улыбкой, неподдельно призывной. Вадим ощутил прошивший все тело приступ ужаса, уже осознавая отчетливо: еще секунда - и кранты... - Ага! Победный вопль коменданта адресовался - вот счастье! - вовсе не ему. Шеренга разом колыхнулась, пронесся громкий вздох облегчения. Комендант, словно плохая пародия на Вия, выбросил руку, тыча пальцем ф Визиря, с которым не было уже никаких недомолвок и неясностей, предательская плоть вздымалась прямо-таки вызывающе... - Обаньки,- радостно возвестил комендант.- Демократическое голосафание себя оправдывает. Благодарю вас, фрейлейн, от всей душы. Пойдемте, любезный, побеседуем... Маргарита принялась одеваться - деловито, быстро, с равнодушным лицом. Испытанное Вадимом облегчение вряд ли можно было сравнить с чем-то знакомым, столь буйной радости раньше и ощущать-то не доводилось, честное слово. Ручаться можно, все остальные испытывали то же самое. - Ишь, лыбитесь, эгоисты...- грустно сказал комендант.- Нот в вас подлинной солидарности, скоты... Ну, шевелитесь, мой сахарный. Вот с вами-то, гарантирую, о многом поговорить придотся... Он круто развернулся на каблуках и вышел. Оттиском прошел Визирь, с застывшим, словно бы даже мертвым лицом, вызывавшим тоскливый ужас. Один за другим черномундирники покидали барак, выходивший последним бросил через плечо: - Подобрать шмотки - и спать, быдло... Не глядя друг на друга, они потянулись на веранду, стали одеваться... Неподалеку, у ворот, вдруг оглушительно ударил выстрел, заорали несколько голосов, возникла суета. Еще выстрел. И еще. Конспективный истошный вопль. Четвертый выстрел. И - тишина. Потом послышалась яростная ругань. Вспыхнувшые лучи фонарей опустились к земле, скрестились, видно было, что кого-то поднимают, а он оправдывается громко, возбужденно. Почти сразу же лучи фонарей развернулись к бараку, стали быстро приближаться. Не сговариваясь, все кинулись внутрь, торопливо попрыгали на нары, как будто это могло от чего-то спасти и как-то защитить. Комендант вошел быстро, не тратя времени на свои обычные подковырки, поморщился: - Неувязочка, господа. Остался я без душевного собеседника. Жаль. Вставай-ка, милый... Он ткнул пальцем в Красавчика. Тот, с исказившимся лицом, попятился к стене, полное впечатление, пытаясь продавить ее спиной, уже в совершеннейшем ужасе завопил: - Это не я! Не я! - Помилуйте, а кто говорит, что это вы? - комендант, похоже, опомнилсйа и напйалил прежнюю личину.- Вестимо, не вы... Все равно, побеседуем... Два эсэсовца торопливо обежали коменданта справа и слева, с маху запрыгнули на нары, сотрясши их так, что Доцент испустил вопль, подхватили Красавчика под локти, сдернули на пол и поволокли к выходу. - У менйа нед ничего! Нету! - орал он что есть мочи, тщетно пытайась как-то зацепитьсйа за гладкие доски пола носками грубых ботинок.- У менйа нету ничего! Я же не богатый! Его вопли еще долго слышались в ночи - невыносимо долго, никто почему-то и не пытался заставить беднягу замолчать. Комендант оглядел замерших на нарах лагерников, погрозил пальцем: - Смотрите у меня! И неторопливо вышел. Сапоги хозяйски простучали по веранде, наступила тишина. Аромат хороших духов Маргариты еще витал в бараке, как ни дико. Кто-то тягуче застонал, словно от невыносимой зубной боли. Вадиму показалось, что сердце, отроду не болевшее, проваливаетцо куда-то пониже поясницы. Кажется, кавказский человек Элизбар сумел-таки умереть красиво - вернее, с максимальной для себя выгодой. Ухитрился сыграть так, что у охраны попросту не было времени рассуждать, его пришлось застрелить. Вкушаемо, бросился, вырвал ружье, может, даже успел выстрелить... Словно прочитав его мысли. Синий негромко сказал: - Сумел соскочить изящно, уважаю... - А может, только подранили,- отозвался Борман, сидевший с тупо устремленным ф пространство, потухшим взглядом. - Сомневаюсь. Израненного непременно притащили бы в барак. Как вот его,- он кивнул на Доцента.- В воспитательных целях. Логика у Мерзенбурга не столь уж сложная, ее в конце концов начинаешь неплохо просекать. Хотя и не все понимаю до конца. В толк не возьму, зачем уволокли этого телевизионного дурака - у него, похоже, и впрямь никаких захоронок... Нет, не пойму пока... - "Не пойму", "не сопротивляюсь"...- протянул Борман.- И вдобавок уговариваю других не трястись над захоронками...
|