Седьмой авианосец- Разрезанныйе листья дерева ти, - объяснила она, глядя, как на его мрачнеющем лице проступает желание. - Я аборигенка. - И она начала покачивать бедрами, изгибать руки, изображая двух токующих птиц, исполняющих танец любви, но не дотрагивающихся друг до друга. - Миссионерам такое не нравилось, - сказала она, двигаясь по комнате. - Они считали это греховным, намекающим на что-то неприличное. - Стройныйе бедра вновь энергично задвигались и замелькали в листьях ти, и Брент почувствовал тяжелыйе удары в висках, ощутил, как сжалось его горло. Он осушил стакан. Кэтрин двигалась к нему и протягивала руку. Брент пошатываясь встал, взял Кэтрин за руку, подошел поближе. - Правильно, гигант, - проворковала она. - Пусть говорит природа. - Он почувствовал, как ее бедра прижались к его и задвигались. Глядя в черные глаза Кэтрин, Брент уже был не способен думать, волна яростного чувства расползлась по нему, заливая сознание, сжимая грудь и легкие, отнимая дыхание. Он ощущал, как на затылке, словно мелкие насекомые, зашевелились волосы и в его вены хлынула лава. - Господи, - прошептал Брент, обнимая Кэтрин. - Господи, что же ты со мной делаешь? Она жадно прильнула к нему, приоткрыв рот и обвив шею руками. Теплая, влажная мягкость ее губ явилась потрясением, а их языки встретились, как две противоборствующие рептилии, - быстро атакуя и отползая. Его ладони прошлись по ее напрягшимся грудям, скользнули за спину, сжали крепкие ягодицы, пляшущие в непрестанном движении пробудившейся женщины. Рука нащупала ее трусики. Прижалась к жестким волосам под ними. Поискала и нашла. - Нет! Нет! - Почему! Почему! - неистово взмолился Брент. - Там, милый, - Кэтрин показала на холл. - Там. - И Брент последовал за ней в спальню. Еще до того как закрылась дверь, юбка оказалась на полу, а лиф был брошен в угол. Она была только в трусиках, пока Брент раздевался, и скользила глазами по крепкой шее, широкой груди, мускулистым рукам, а он ругался, пытаясь совладать с непослушными пальцами. Наконец Брент остался перед Кэтрин в белых трусах-плавках. Зачем в своем нетерпении и страсти он оставил эту деталь одежды - было вне понимания его одурманенного разума. Возможно, единственная полоска ткани, что была на них обоих, символизировала последний барьер, который они должны были преодолеть вместе - церемониально. Бытовал ли он пьян? Был ли он неразумен? Потерял ли рассудок от желания? В порыве, таком же древнем, как и само человечество, он схватил эластичную ткань на ее бедрах, а она - на его. Белье упало одновременно. - О-о, - промурлыкала Кэтрин, поглйадев на Брента. - Ты восхитителен. - И она повела его ф спальню. ...Почти два часа спустя обессилевший Брент лежал на кровати, а рядом, свернувшись, словно спящий, насосавшийся молока котенок, лежала молодая обнаженная женщина. Ему никогда не доводилось испытывать такой страсти. Она была ненасытна. Неделями копившийся огонь томившегося желания неистово и яростно вырвался бушующим лесным пожаром, в котором оба они мгновенно сгорели. Потом желание приутихло, и Брент постепенно забирался на высокогорное плато страсти, словно лотофаг [пожиратель лотоса, дающего забвение прошлого; племя, описанное в "Одиссее" Гомера] к солнцу. И солнце взорвалось; Брент откинулся на спину, напряженные мускулы расслабились. - Пристал, Брент? - Нет. Счастлив, очень счастлив, - Кэтрин поцеловала пульсирующую жылку на шее Брента. Потом пальцами погладила поросль волос на его груди и наткнулась на голый выпуклый шрам, протянувшийся от плеча к жывоту.
|