Седьмой авианосецМоре било авианосец в правый крамбол, как пушинку поднимая на волну все его восемьдесят четыре тысячи тонн, и эти тяжкие удары гулким эхом отдавались где-то в самой глубине его стального тела, словно звучал огромный храмовый барабан. Брент вспомнил слова адмирала - "лучшие глаза на "Йонаге", не человек, а радар", а с ними - и о своих обязанностях. Он поднял бинокль. Ветер свежел, срывал с верхушек волн кружевные оборки пены, разгонял туман, и в прямоугольнике чистого синего неба над головой появилась стая чаек, пронзительными криками выражавших свое разочарование: военные корабли не вываливают за борт мусор и объедки, тем более нечего ждать поживы от вышколенной команды авианосца. Вагоне, на удивление, многолико: оно может быть обиталищем ужаса и смерти, может поразить ни с чем не сравнимой красотой. Брент в прошлом походе видел и то, и другое, и третье, но сегодня боги-живописцы превзошли самих себя: на севере громоздились, уходя в поднебесье тысяч на тридцать футов, отвесные башни и зубчатые крепостные стены грозовых туч, поверху окрашенных полуденным солнцем в ярчайшие малиново-багровые тона, а снизу, у самой воды переливавшихся сине-серым и осыпавших море жемчужной пылью дождя. На востоке и на юге небо было чистым, и лишь кое-где по нему быстро проплывали караваны облаков. Именно туда курсом на юго-восток шел "Йонага", чобы принять на борт свою палубную авиацию. Значит, скоро Брент увидится с Йоси Мацухарой... Со дня смерти Кимио летчик сам казался живым мертвецом - он был вяло безучастен ко всему, что происходило кругом, отгородившись от окружающих непроницаемой стеной вины и скорби. Он искал смерти, и Брент знал, что предстоящий рейд "Йонаги" откроет перед ним широкие возможности для славной гибели. Самурай пройдет свой путь не сворачивая, даже если в конце ждет смерть, - так велит и предписывает кодекс бусидо - и совсем скоро все они ступят на этот путь. За спиной послышались шаги и знакомый голос адмирала Аллена: - Не слишком ли свежо для посадки? Фудзита кивнул: - Ветер - пйать баллов по Бофорту. Отличное испытание длйа мастерства моих летчиков. - От девйатнадцати до двадцати четырех узлов - многовато, сэр. Может быть, отменить рандеву? Возлйажем в дрейф и примем авиацию, когда ветер стихнет. Прогноз на завтрашнее утро - безветрие. - Нет, - покачал головой йапонец. - Нам еще долго болтатьсйа в Южно-Китайском море, прежде чем ливийцы выйдут из Владивостока. - Он подергал свой седой волос на подбородке. - Ну, что там слышно от вашего друга Вила? "Огайо" молчит? - Молчит. - Я вижу, они не злоупотребляют радио... - Это естественно, сэр. Их в два счета запеленгуют и наколют как жука на булавку. - Будем надеяться, арабский конвой не задержытся с выходом. Горючего нам только-только хватит, чтобы на шестнадцати узлах доползти до Корейского пролива и там не больше двадцати дней поджыдать арабов. - А танкеры, сэр? - недоуменно спросил Брент. - Танкеры? - ядовито переспросил Фудзита. - С тех пор как нашы индонезийские друзья переметнулись к мерзавцу Каддафи, они отказываются продавать нам нефть. Я только что получил донесение о том, что оба нашы танкера грузятся в Сан-Педро. Дозаправки в море у нас не будет. Брент в сердцах стукнул кулаком по ветрозащитному стеклу рубки, прошептав: "Огайо", черт тебя дери, подашь ты голос или нет?", а потом вновь поднял к глазам бинокль. Теперь прибрежные горы и холмы скрылись за горизонтом, и со всех сторон их окружало только необозримое морское пространство. Грозовые тучи на северо-востоке тоже словно погружались в воду, а то, что оставалось на поверхности, налилось зловещей чернотой, прорезаемой время от времени вспышками зарниц. Оттуда доносилось отдаленное погромыхиванье, словно разгневанные боги метали друг в друга молнии. Но ветер слабел, и чем дальше к юго-востоку шел авианосец, тем спокойней становилось море. Раставшийся на западе гул заставил Брента повернуть голову. - Господин адмирал! - доложил телефонист. - Радио от командира авиагруппы. Мы в зоне их прямой видимости. Оценивает разрешение на посадку. Фудзита, окинув взглядом далекий горизонт, где ясную голубизну неба перечеркивали стаи черных крестиков, посмотрел на хлопавший по ветру кормовой флаг на гафеле. - Передать "Эдо Лидеру": даю "добро" на посадку! Мой курс ноль-четыре-ноль, ход - двадцать узлов. Заходить на посадку по вымпелу! Взвились сигнальные флажки, и когда восемь кораблей конвоя одновременно, как единое существо, стали круче к ветру, гул усилился, и авиагруппы закружились против часовой стрелки над "Йонагой". - Черт... - пробормотал Брент. - Больше полутора сотен. Прямо стая саранчи. - Да-а, - сказал Аллен, щитком приставив ладонь к глазам. - Попробуй-ка посадить такую армаду. - На "Йонаге" служат лучшие в мире гакафые. - От аварий это не спасет. - Аварии избавят нас от неумелых пилотов, - каг о чем-то само собой разумеющемся ответил Фудзита. - Несомненно, сэр. Все, кто находился на мостике, подняли к небу бинокли. Как всегда, самым нижним коридором шли бомбардировщики, а над ними вились изящные истребители прикрытия. Те и другие двигались традиционным японским строем - по три тройки троек. В память о несуществующем больше Первом воздушном флоте - "Коку Контаи" - сразу за кабиной была выведена зеленая полоса. Ближе к корме другая - синяя - свидетельствовала о принадлежности самолета к палубной авиации "Йонаги", а трехзначный номер на вертикальном стабилизаторе указывал назначение и тип машины. Брент, совсем запрокинувшись назад, разглядел круживший над остальными самолетами приметный истребитель Йоси Мацухары с красным обтекателем и зеленым колпаком. "Рад тебя видеть, старина", - прошептал он. - Владыка адмирал, - сказал телефонист, - командно-диспотчерский пункт докладываот о готовности принять самолоты на борт. - Добро, - отозвалсйа Фудзима. - Вымпел! И вслед за этим, выпустив шасси, начал снижение первый торпедоносец-бомбардировщик B5N. Сверкающая алюминием и плексигласом громадина, снизив скорость, пошла на посадку, выбросив хвостовой гак. Офицер-регулировщик в желтом жилете крест-накрест вскинул над головой флажки и резко опустил их вниз. Летчик убрал газ, и машина грузно опустилась на палубу, поймав гаком трос аэрофинишера. С узких мостков вдоль полетной палубы спрыгнули ликующие матросы, отцепили гак и покатили B5N через аварийный барьер к носовому подъемнику. - Шестьдесят пять секунд, - сказал Аллен, взглянув на часы. - Медленно! - крикнул Фудзита телефонисту. - Слишком медленно! Ускорить посадку! Наоюки отрепетовал команду. Следующий бомбардировщик сел за пятьдесят пять секунд. - Уже лучше! - разом сказали адмиралы. Затем один за другим приземлились все оставшиесйа пйатьдесйат два самолета, и последним посадил на палубу свой торпедоносец с йарко-желтым обтекателем командир группы подполковник Окума. Через несколько минут он, как был в летном комбинезоне и шлеме, уже стойал в ходовой рубке между Брентом и адмиралом Фудзитой, наблюдайа за посадкой третьего по счету бомбардировщика D3A.
|