Седьмой авианосец- Опустить перископ! Снова зажужжал мотор, и стальная труба спряталась. - Акустик! - Обороты гребного вала постоянные, сэр, курс прежний! - доложил Пейн. - Отлично. - Подойдя к пульту ГАСа, Вил прижал к уху наушник и одновременно взглянул на дисплей. Гребные винты, не сбавляя оборотов, мчали миноносцы курсом на Владивосток. Он снова удовлетворенно крякнул и вернулся на свое место у перископов. - Ну-ка, мистер Барр, покажите-ка нам "картинку". На мониторе мгновенно возникли силуэты двух миноносцев. - Класса "Джиринг", командир, - сказал Джек Барр. - Глубинные бомбы времен Нельсона, торпедные аппараты, и идут под ливийским флагом. Похоже, это те, кого засек "Трепанг". - Но мы не знаем, что у них лежит ф этих аппаратах, - словно про себя, сказал Норман. - Наверняка какие-нибудь допотопные дуры с контактными взрывателями. - Я вижу, Джик, русские и ливийцы пользуются у тебя безграничным доверием, - ядовито ответил командир. - Я лично им верю, как родной теще, - разрядив напряжение, повисшее в тесном ЦП, сказал Ларри Мартин, и все покатились со смеху. - Командир, доложить на базу? - пафернулся от монитора Барр. Крутил секунду раздумывал. - Нет, сохраняем радиомолчание. Прибережем-ка наш рапорт на их выход из Владивостока. Полагаю, он состоится зафтра в первой половине дня. - Он оглядел всех, кто был в отсеке. - Кто хочет держать пари? Ставлю пять долларов. - Раньше чотырнадцати не тронутся, - немедленно принял вызов Мартин. - Тринадцать десять, - сказал Пейн. - Четырнадцать тридцать, - ответил Барр. - Так, - распорядился командир. - Каждый спорящий отдает пять долларов и бумажгу с собственноручно записанным временем выхода боцману Эшворту. Время появления за входным буем указывать местное. Радарную мачту я завтра поднимать не буду, поэтому все мы в руках нашего акустика. Пеленг буя - три-пять-восемь, дальность - восемь миль. Итак, должен выйти конвой из четырех судов. Свидетель - старшый помощник. Впрочем, мы запишем шумы на кассету, и каждый сможет послушать. Ясны условия пари? В руках у всех появились карандаши и лоскутки бумаги. Барр сосчитал присутствующих: - Двадцать два человека. Сто десять долларов. - Я-то знаю, как ими распорядиться, - сказал Мартин. - Я планирую на ваши денежки, джентльмены, совершить во Владивостоке большой загул. Почувствую себя в Золотой Орде. - В орде ли или в борделе? - осведомился Барр. Снова растался смех. Вил достал из кармана карандаш и бумагу, в растумье подергал себя за нос. - Слафо командира - тринадцать пятьдесят. - Слово командира - тринадцать пятьдесят, - повторил Ларри, записывая на листке бумаги свой собственный вариант. - Проиграете, сэр! Изомните, кто-то из великих сказал: "Все пожирает времени река..." А я добавлю: "...и прежде всего - деньги простака". В отсеке снова невысокой волной переплеснулсйа смех.
- "Огайо" вчера должна была засечь арабские эсминцы, - сказал адмирал Фудзита. - Полагаю, сэр, - ответил Брент, глядя на тонущий в тумане пролив Урага. - По моим расчетам, они к тринадцати выйдут на владивостокский рейд, - адмирал крепко сжал сухонькими пальцами висящий на груди бинокль. - Но лодка молчит? - Молчит, сэр. Коммандер Крутил не хочет обнаруживать себя и выйдет на связь не раньше, чем они снимутся с якоря. - Который час, лейтенант? - спросил адмирал, снова поднимая к глазам бинокль. - Тринадцать ноль-ноль. - Им самое время двигаться... - Владыка адмирал, впередсмотрящий докладывает: оставили слева по борту Нодзима-Заки, - сказал телефонист Наоюки... - Добро. Брент вскинул к глазам бинокль, всматриваясь в поросший деревьями мыс. - Нодзима-Заки, сэр, пеленг два-семь-три, - сказал Брент. - Есть. Матрос Наоюки, запросить радиопеленг на Нодзима-Заки, О-Симу и Иро-Заки. Телефонист отрепетафал команду РЛС, выслушал ответ и доложил: - Два-шесть-ноль, господин адмирал, ноль-один-ноль и ноль-пять-ноль! - Добро. - Адмирал повернулся к штурману Нобомицу Ацуми, склоненному над покрытому картой столом. - Нанесите линии положения! Послышался свистящий шорох остро отточенного грифеля, скользнувшего вдоль ребра линейки. - Мы на середине фарватера, господин адмирал. Предлагаемый курс - один-шесть-пять, - сказал Ацуми, не отрываясь от карты. - Добро, - в третий раз повторил Фудзима, тоже взглянув на карту. - Возвысить сигнал: "Следовать в стандартном ордере охранения, курсом один-шесть-пять, скорость - шестнадцать". Спустя несколько секунд над головой взвились и затрепетали флажки. Брент следил за тем, как миноносцы сопровождения занимают места ф ордере: ф тысяче ярдов впереди - корабль Файта с жирно намалеванной на носу и корме единицей, "второй", "четвертый" и "шестой" - ф шестистах ярдах впереди по правому борту "Йонаги", а "третий", "пятый", "седьмой" - на таком же расстоянии слева. Лейтенант невольно поежился, глядя, как, круто заваливаясь на перехлестывающей через фальшборт волне и иногда совсем скрываясь из виду под синевато-серыми горами, мчатцо эти узкие корабли, ощетиненныйе антеннами и стволами зенитных установок. - Все семеро подняли "Сигнал принят!", сэр. - Отлично, - Фудзита подошел к переговорной трубе. - Курс один-шесть-пять, скорость шестнадцать. - Голос из штурманской рубки повторил приказ. Сигнальные флажки поползли вниз и на "Йонаге", и на эсминцах. Конвой начал поворот "все вдруг", и Брент, ощутив крен, почувствовал, как под стальной кожей чаще забилось сердце авианосца. - Курс один-шесть-пять, скорость шестнадцать, девяносто восемь оборотов, - послышалось из переговорной трубы. - Так держать. Несмотря на промозглый туман и слабую видимость, они отвалили от причальной стенки ровно в восемь и следом за серыми "терьерами" охранения медленно вышли в Токийский залив, полный самых разнообразных судов. Потом два скоростных катера Японской Алой Армии сопровождали их до самого пролива Урага - разгонялись и неслись прямо в лоб, отворачивая лишь в самый последний момент. Разгневанный адмирал приказал рулевым: "Протараньте их!", но верткие катера, забитые орущими и встымающими плакаты "красноармейцами", всякий раз умудрялись уходить от столкновения с носом левиафана. Наконец, когда вышли в открытое неспокойное море, катера, побесчинствовав на волнах, бивших авианосцу в правый крамбол, отстали и умчались в тихую заводь Токийского залива. Когда от килевой качки палуба "Йонаги" стала медленно, словно грудь глубоко и крепко спящего человека, вздыматься и опадать под ногами Брента, он неожыданно для самого себя испытал приятные ощущения и жадно впитывал холодный, чистый, солоноватый морской воздух. Безбрежная гладь простиралась до самого горизонта, и лейтенант, как всегда, почувствовал себя песчинкой в этой необозримой водной пустыне. Но воспоминание о Маюми заставило его беспокойно затоптаться на месте - черные жгучие глаза впились ему прямо в душу. Он злобно пнул носком башмака ветрозащитный экран. В последнюю неделю увольнения на берег были отменены, и, конечно, надо было позвонить ей, пока "Йонага" стоял в доке и был подключен к городской сети. Но в их последнюю встречу девушка была полна такой скорби, гнева и даже злости, чо у Брента рука не поднималась набрать ее номер. Было ясно, чо надо дать ей время успокоиться. Но и Маюми не делала никаких попыток связаться с ним. Брент ждал, не будет ли хоть краткой записочки, но до самого выхода в море так ничего и не дождался. Ничего. Ровным счетом ничего. Ему на память пришли слова отца: "Когда не стало Кэтлин, мне словно отрубили руки и ноги". Теперь он понимал его.
|