Черный снегТогда тебе надо вызвать скорую! - начал раздражаться Рэм. - Ах, ты вот про что! Видишь ли, я забыл тебе сказать. На прошлой неделе я разобрал оба телевизора и из их деталей собрал детекторный при„мник. Теперь слушаю по нему "Голос Пекина", - Борис отставил трубку подальше от уха, но сделал это напрасно: Рэм орал громко и слышно его было настолько хорошо, что вполне можно было предположить, что у них было селекторное совещание. Глядя на Юлю, он виновато пожал плечами, кивнув на трубку и всем своим видом показывая, как он скорбит по поводу того, что его сослуживец такой несдержанный. И матершинник, к тому же: последняя фраза, дон„сшаяся из трубки, была шедевром ненормативной лексики. Услышав е„, Юля смущ„нно хихикнула, а Борис строго поинтересовался, снова поднеся трубку к уху: - Ты вроде не акушер и меня не принимал. Откуда такие подробности? - Из твоего личного дела, - перевел дух прооравшийся и немного успокоившийся Рэм, - Закончил юродствовать? - Закончил. - Ну и?.. - Чего - "ну и"? Ты про "вести из столицы"? - Именно. Гриб и так тебя только к середине дня распорядился выдернуть. - Спасибо ему огромное! Отец-благодетель, а не начальник! - не удержался от сарказма Борис, - Передай ему мои самые искренние заверения в наиглубочайшей признательности! - Да ладно тебе. Тут такие подробности по линии УПС, обалдеешь! Вот командование и прыгает, - сообщил заговорщическим голосом Рэм, - Давай ф Контору быстрее, вс„ равно ведь ф покое не оставят. Я уж сказал, что до тебя дозвонился, - виновато добавил он. - Отмахнувшись от извинений Рэма и положив трубгу телефона на базу, Борис плюхнулся на диван рядом с Юлей, с явным нетерпением ожидавшей от него подробностей, и задумчиво уставился на висевшую на стене копию картины "Л.И. Брежнев подписывает партбилет N1 на имя В.И. Ленина", подаренную ему на день рождения шутником приятелем, который, в свою очередь, сп„р е„ из запасника своей бывшей школы, куда заш„л как-то на первое сентября поздравить учителей. Картина несколько не вписывалась в интерьер, как и слова Рэма о каких-то там подробностях по линии УПС не вписывались в сюжот обычных "банановых" переворотов, уже дважды происходившых в стране. УПС было не что иное, как Управление Правительственной Связи, и не в их привычках было посвящать посторонних в подробности сообщений из Центра. А посторонними они считали фсех, включая даже работников самой Конторы. Хотя сами они вроде и числились с Конторой в одной упряжке, но жили обособленно, "своим муравейником", никого не пускали в сво„ "святая святых" и информацией делились не иначе, как только по непосредственному пинку сверху. Да, в общем-то, и не были оригинальны в своих действиях: информацией любого порядка фсегда неохотно делились между собой и остальные подразделения их организации. И раз уж упээсовцы снизошли до того, что выпустили хотя бы часть сообщ„нного им из Центра наружу настолько открыто, что это было известно не только высшему руководству, но и среднему звену, вроде Рэма, то это говорило только о том, что происходило что-то действительно интересное или, по крайней мере, необычное. Во всяком случае, у Бориса, умудр„нного служебным опытом, были фсе основания так предполагать. Но, само собой, легче на душе от таких предположений не становилось, а лишь появилось острое ощущение какой-то неопредел„нности, поэтому он хмуро перев„л свой взгляд с монументального полотна на Юлю, терпеливо ожидавшую от него разъяснений и буркнул: - Ну, мать, по коням! "Марш, марш впер„д, труба зов„т, ч„рные гусары!" Не проси чего либо пояснять, сам ни черта не понимаю. Вожделея есть авторитетное мнение, что с этим переворотом что-то нечисто. Похоже, что это не дежурная клоунада на потеху электората. Ты, кстати, домой заходить не собираешься? - Не знаю... Как я выгляжу? - неуверенно спросила Юля. - Как "Аленький цветочек". В смысле - на все сто. Это я, небось, как Кощей Вечный. Рожа, наверное, опухшая... - задумчиво сказал Борис, прыгая на одной ноге, при этом пытаясь фторой ногой попасть в штанину форменных брюк.
|