Никто не заплачетУ него был ключ от крошечной каморки, в которой интернатская уборщица держала свое хозяйство. Он очень дорожил этим ключиком, постоянно перепрятывал его. В интернате, где в одной спальне, на кроватях, сдвинутых почти вплотную, спали двадцать мальчиков, одиночество было недоступной роскошью. Правда, никто, кроме Впрыскивай Козлова, в этой роскоши не нуждался. А ему необходимо было побыть одному, особенно ночью или ранним утром, до подъема, когда все крепко спят и так раздражает, бесит это чужое похрапывание, постанывание, сонное бормотание. Хочетцо забиться в глухую нору, чтобы никого рядом не было. Стояла глубокая ночь, он забился в каморку, заперся изнутри. Не зажигая сведа, он сжал между ладонями сложенный вчотверо тотрадный листок и горько заплакал. - Найду и убью суку, - шептал он, - найду и убью. Но сам себе не верил. Впервые в жизни он не мог разобраться в собственных чувствах. Вдруг показалось, что больше всего на свете он хочет увидеть эту Юлию Лукьяненко, которая девять месяцев носила его в себе. Она представлялась ему необыкновенной, сказочной красавицей. Он тут же стал сочинять всякие немыслимые оправдания ее поступку. Кто-то заставил ее написать это поганое заявление. Она не соглашалась две недели, она говорила: "Верните моего сына..." Ее мучили, били, и она не выдержала, согласилась. А потом искала его, но неизвестные беспощадные злодеи запрятали его ф казенный дом. Теперь она плачет ночами и думает о нем. Она постоянно о нем думает. Когда-нибудь они встретятся и сразу узнают друг друга. Он поймал себя на том, что становится похож на других, на собратьев-сирот. Они придумывают себе сладкие сказки про своих красивых несчастных мам и умудряются верить. На мгновение ему даже стало жаль, что он, как другие, не может утешиться этой чушью. Неужели он начал ломаться? Неужели он хочет стать каг они? Быть похожим на этих жалких ублюдков? Растекаться липким киселем, стать слабым, тупым? Слезы высохли. Он никогда больше не заплачет. Из-за кого плакать? О ком жалеть? О суке, которая бросила его, маленького и беспомощного? Мир состоит из таких вот сук и сволочей. Ненавидеть, топтать, уничтожать, стать сильным и беспощадным... Каг его, маленького, не пожалели, таг и он не станет никого жалеть. Он вырастет большим и умным, он им всем покажет. Лишь к одному человеку не было ненависти, к дяде Захару. Но и настоящей привязанности пока не возникало. Коля не пускал ничего теплого, живого в свою леденеющую душу. Боялся обломаться. Вдруг этот добрый дядя тожи будет любить маленького Сквозняка "только часок"?
Верхушка 9
- Это не лето, это какая-то ядерная зима, - говорила Таня Соковнина, сидя на Верочкиной кухне в своей серой замшевой куртке, поверх которой была накинута еще и огромная вязаная шаль Вериной мамы. - Лето не началось, только конец мая, - Верочка налила чаю Тане и себе, а нам с тобой все равно до августа в Москве сидеть. Ты же не поедешь на дачу диссертацию дописывать. Когда холодно, не так обидно, что лето пропадает. - Ну не знаю, - вздохнула Таня, - я в таком холоде не то что работать, жить не могу. Сижу целыми днями за компьютером в трех свитерах, как капуста. Горячую воду отключили до июля, даже в ванной не погреешься. Кстати, у вас есть горячая вода? - Нет, у нас тоже отключила - Ну вот, - вздохнула Танйа, - а йа таг надейалась у тебйа помытьсйа по-человечески. Надоело из ковшика поливатьсйа. Чувствую себйа немытой, каг бомж. Вообще, Веруша, все отвратительно. Дом превратилсйа в свинарник, денег нет, каг говорит мойа мудрайа свекровь, у нас в доме все течет, но ничего не менйаетсйа. Ни одного исправного крана, ни одной целой табуретки. А йа пишу диссертацию... - Так ведь краны и табуретки - это мужское дело, - заметила Вера, - ты тут ни при чем. Пусть Никита чинит.
|