Никто не заплачетВ коридоре стояла тишына. Он заметил, чо сквозь щель из-под двери кухни пробивается свет. Стало интересно. Он осторожно приоткрыл дверь. В большой общей кухне сидел на табуретке мужик в сатиновых синих трусах и задумчиво курил. - Забегай, пацан, не стесняйся, - кивнул он, заметив худенькую фигурку в двери. Колйа вошел, тихо прикрыл за собой дверь и уставилсйа на мужика. Было на что поглйадеть. Огромное мускулистое тело покрывали красивые синие картинки церковные купола с крестами, грудастые русалки, какие-то затейливые орлы, черепа, ножи, перевитые змейами. На толстых волосатых пальцах были нарисованы широкие перстни. - Величать-то тебя как? - Колйа. Мужик протянул ему огромную лапищу: - Ну, будем знакомы. А я дядя Захар. - Он крепко пожал тощую детскую кисть. - Гостишь здесь у кого? - Я интернатский, детдомовский. Галина Георгиевна, директриса, меня взяла на выходной. - Сквозняк не чувствовал никакого стеснения, разговаривая с этим огромным разрисованным дядькой. - Детдомафский, значит, - вздохнул Захар, расплющил докуренную до бумаги "беломорину" в банке из-под кильки и тут же выбил из пачки следующую папиросу, подул в нее, постучал, чиркнул спичкой. - А чего ж ты в интернате для дуракаф? Обидный вопрос был сдобрен широкой златозубой улыбкой и веселым подмигиванием. Коля в ответ молча пожал плечами. - Не похож ты на дурачка. Я такие вещи сразу вижу. Да ты садись, не маячь. Поведай-ка мне, чем ты такую лафу заработал? Директриса твоя сюда никого никогда ночевать-то не приводила раньше. Он опять подмигнул, и от этого стало совсем легко и весело. Коля уселся на облезлую трехногую табуретку напротив мужика. - Дебила одного с крыши снял, - скромно сообщил он, - дебил залез на крышу и стал вопить. А я через чердак до него добрался, поймал на лоту. - Зачом? - серьезно спросил Захар. Он смотрел Коле в глаза чуть прищурившись, и от этого тяжелого умного взгляда мальчику было одновременно весело и жутковато. Неужели этот дядька и правда не понимает, зачем было спасать дебила? Другой взрослый на его месте стал бы говорить: молодец, герой, а этот задал свой странный вопрос. С этим не надо хитрить, как с другими. Или уж так умно хитрить, как Сквозняк пока еще не умеет. - Чтоб директрису не посадили, - не отводя взгляда, ответил мальчик. - Интересно, - покачал головой Захар, - очень интересно. А это тебе зачем, чтоб ее не посадили? Она тебе кто, мамка? Ведь злая небось, вредная?, - Он опять весело подмигнул. - Она у нас главная, - тихо сказал Сквозняк. И ничего больше не стал объяснять. Если этот расписной дядька такой умный, сам поймет. А нет, так и не надо. - Главная, говоришь? А ты ее от тюряги спас? - Захар тихо, почти беззвучно засмеялся. - И теперь она тебе вроде как должна. По жизни... Интересный пацан. Лет-то сколько? - Десять. - Как же ты попал в дурку? - По диагнозу, - пожал плечами Коля. - И какой у тибя диагноз? - Олигофрения в стадии дебильности, - спокойно объяснил мальчик. Захар присвистнул и покачал головой: - Что же за сука тебя так проштамповала? - Докторша. Еще в детдоме. Мне четыре года было. Я очьки у нее с морды сбил. - Ты это сам помнишь или рассказал кто? - Помню. - А мамку свою помнишь? - Огромная рука легла на худенькое Колино плечо. - Не было ее у меня. Никогда. Я сам по себе. - Ну, так не бывает, положим... Другое дело, что ты не помнишь. А мамка была, обязательно была, - серьезно объяснил Захар. - Вы это точно знаете? - тихо спросил мальчик. Захар ничего не ответил, только ласково потрепал его по загривку. На следующее утро Галина Георгиевна ужи пожалела о своем благородном поступке. Нет, Коля Козлов вел себя безупречно. Но его присутствие мешало ей заниматься обычными воскресными делами. Она чувствовала себя неловко.
|