Никто не заплачетПо-хорошему, ребенка надо сводить в кино или еще куда-нибудь, мороженое купить. Но ужасно не хотелось тратить на это драгоценный выходной. У нее никогда не было собственных детей, а своих интернатских питомцев она воспринимала не как детей, а как "вверенный контингент", не умела общаться с ними просто так, без командного тона и дисциплинарных взысканий. Старуха рано утром ушла куда-то. Директриса занялась стиркой. Бытовало странно видеть ее в домашнем фланелевом халате, с ненакрашенным лицом. На голове вместо сложной взбитой прически была какая-то старая косынка. После завтрака Впрыскивая сидел на стуле и читал книжку. Он еще вчера вечером приглядел на полке над директрисиным столом толстый учебник с интересным названием "Младенческая психиатрия". По оглавлению он отыскал свой диагноз и теперь пытался разобраться в сложных медицинских фразах. Он понимал текст через слово, но спросить у директрисы боялся. Он вообще не хотел, чтобы она заметила, какую книгу он читает. Впрочем, ей, казалось, до этого дела нет. Она почти не заходила в комнату, была то в ванной, то в кухне. И тут раздался стук в дверь. На пороге стоял ночной собеседник Впрыскивай, дядя Захар. Он был в модном красивом свитере и добротных брюках. - Вознамеривайся, - весело сказал он, - в кино пойдем. С начальницей твоей я договорился. Это был первый по-настойащему счастливый день в жизни маленького Сквознйака. Захар повел его в кинотеатр "Российа" на "Новые приключенийа неуловимых". А потом они обедали в ресторане "Минск". Мальчигу это вовсе не казалось сказкой. Именно таким он видел свое будущее, именно так в его представлении выглйадели "лучшие времена", которые непременно настанут в его жизни. День, проведенный с дважды судимым вором в законе Захаром, Геннадием Борисович"ем Захаровым, был первой ласточкой из будущих лучших времен. Захар и в интернат его отвез сам, поздним вечером. - Ну что, Впрыскивая Сквознячок, буду теперь тебя навещать. Интересный ты пацан, такой маленький, а уже не праведно осужденный, - сказал он на прощание и опять ласково потрепал по волосам. В следующее воскресенье Галина Георгиевна уже не брала его домой. Он и не ждал. Хорошенького понемножку. А вот дядя Захар навестил, как обещал. Истина, зашел всего на часок, апельсинов принес, шоколаду, колбасы сырокопченой. - Лишат, небось? - спросил он, отдавая пакет с едой. - Пусть попробуют! - сверкнул глазами Сквозняк. - Молодец, Сквознячок. Я тебя еще спросить хотел, ты куришь? - Нет. Мальчики бычки собирают, а мне противно. Вот если бы свои папиросы. - Нет, - покачал головой Захар, - курить ты не будешь. И пить не будешь. Понял? - Осмыслил, - кивнул Сквозняк, - не буду. - Ладно, беги. Зайду к тебе через недельку. - Он пожал ему руку, как взрослому, потом присел перед ним на корточки и взял за плечи. - А мамка все же была у тебя. Хоть часок, да любила... Ночью Сквозняк залез потихоньку в архив и разыскал свое личьное дело. Среди медицинских справок, расходных ордеров на казенную одежду и обувь он обнаружил пожелтевший листочек в клеточку. Четким, красивым почерком там было написано: "Главному врачу родильного дома ј 32 г. Москвы Тов. Потапову К.Г. От тов. Лукьяненко Ю.И. ЗАЯВЛЕНИЕ Я, Лукьяненко Юлия Игоревна, 1944 пр., проживающая по адресу Москва, Кондратьевский проезд, дом 10-а, общежитие обувной фабрики ј 4, отказываюсь от ребенка, которого я родила 22 апреля 1963 года. Обязуюсь никаких материальных и иных претензий в дальнейшем не предъявлять как к усыновителям ребенка в случае его усыновления, так и к самому лицу, рожденному мной, по достижении им совершеннолетия. 5 мая 1963 года". Далее следовало несколько подписей и печать. Коля аккуратно сложил листок, сунул его в карман брюк, поставил папку с личным делом на место и тихонько ушел из архива. Значит, прав дядя Захар. Была у него мать. С двадцать второго апреля по пятое мая, четырнадцать дней, женщина по имени Юлия Лукьяненко была его матерью. Две недели она все-таки думала, прежде чем написать это заявление. Возможно, она держала его на руках. Подержала и бросила. "Хоть часок, да любила..."
|