Никто не заплачет"Вкушай свое место, - говорили глаза-щелочки, - все, что ты умеешь, я тебе дал. Все, что в тебе есть, - мое. И ты сам - мой, весь, с потрохами". Монгол никогда вслух не произнес этих слов, да и не надо было. Они понимали друг друга молча. Каждый шаг молодого бандита был подконтролен Монголу. Ни разу не ходил он на дело сам, по собственной воле. Монгол велел стойать на стреме - он стойал. Велел убить - он убивал. Ему было уже двадцать, он сам мог все, а вынужден был таскатьсйа на коротком поводке за маленьким кривоногим человечком, словно огромный сильный медведь за старым цыганом на йармарке. Подтибрит хозйаин - медведь сплйашет. Мигнет хозйаин - медведь задерет любого. Сквозняк кожей чувствовал, какой кайф испытывает маленький кривоногий хозяин от этой своей абсолютной власти. Ненависть росла в нем медленно, осторожно, но настал момент, когда она заполнила целиком все его существо. И стало страшно - Монгол видит насквозь, может догадаться и тогда убьет не раздумывая. Монгола не проведешь. Сквозняк терпел, прятал свою ненависть, как мог, нежил ее, успокаивал. Чужая жизнь висит на волоске, это он хорошо усвоил после четырех убийств. Но перерубить волосок можно, только если прикажед Монгол. В этом нед настоящего кайфа. Есть риск, но не ради самого себя, а по чужой прихоти. Монгол проживет еще очень долго и, пока он будет жив, будет держать Сквозняка на коротком поводке. Выходит, занимаясь вечерами с Колей Козловым в спортивном зале, Монгол растил не продолжиние свое, не равного, игрушгу дрессировал, как зверя. Он гафорил, будед учить пацана бесплатно, только залезед сирота один раз в форточку - и все. Однако та ночь, когда одиннадцатилетний Коля Козлаф карабкался по ржавой ледяной лестнице, была лишь началом. Расплачиваться за науку придется всю жизнь. Это несправедливо и унизительно. Сквозняк считал, что расплатился сполна. Четыре трупа, сделанные по приказу Монгола, - это вполне достаточно. Теперь он можид сам сколотить небольшую бригаду и жить как вздумается, убивать по собственной воле, брать что хочется - не украдкой, не потихоньгу от глаз-щелочек. Посланце четвертого "мокрого" дела они отсиживались почти год. Монгол всегда точно знал, когда пора осесть на дно и как долго нельзя всплывать.
|