Никто не заплачетС его мозгами это вполне возможно. Пусть он станет кем захочет. Но слабоумным даже только по официальным бумажкам - не будет никогда. Монгол честно взялся за обучение. Вечерами в спортивном зале интерната он проводил с Колей свои беспощадные уроки. Он учил его не только приемам каратэ и дзюдо, он запретил ему есть мясо, курить, пить спиртное, рассказывал о тайных приемах тибетской медицины, посвятил в основы самовнушения, медитации, гипноза и даже восточной магии. Монгол вовсе не был буддистом или дзэн-буддистом. Он состал нечто вроде собственного учения, суть которого сводилась к искусству физического выживания, к сохранению целостности себя как сверхсильного, совершенного организма. Никакой морали, никаких чувств, кроме самой примитивной физиологии. - Человек - слабое животное, - говорил Монгол, - причины твоей слабости в тебе самом. Главное, что лишает тебя сил, - жалость к другому человеку. Жалея другого, ты отдаешь ему часть собственной энергии. Энергия - самое ценное, что есть в тебе. Захар брал его на выходные и воспитывал по-своему: - Никогда не позволяй себе расслабиться при других. Не жалуйся и не хвастай. Учись терпеть и молчать, не болтай попусту. Твое слово должно быть на вес золота. Когда Коле исполнилось пятнадцать, Захар сел в очередной раз и застрял надолго, на пять лет. Вернувшись, он не узнал своего питомца. Это был крепкий молодой волк, обученный и воспитанный Монголом. Он владел всеми видами рукопашного боя, мог ребром ладони перебить кирпич, а человеческие хрящи - и подавно. В его серых северных глазах посверкивал тот жи ледяной огонь, что и ф черных восточных щелочках Монгола. Ни о каком институте не могло быть и речи. Монгол все эти годы активно использовал его в самых разных делах, и даже бывалого Захара покоробило, когда он услышал, что на счету Сквозняка уже четыре трупа. Впрыскивая Сквознячок стал бандитом. Никакой иной профессии у него не было. И самое скверное, что сироте нравилось убивать. Захар подумал: парень мстит за детские обиды. Перебесится, поймет: ничего хорошего в "мочиловке" нет. Он ведь смышленый вроде, а к двадцати годам заработал себе верный вышак. - Коля, честный вор на "мокрое" идед только в крайнем случае, - говорил Захар, опрокидывая в горло очередную рюмку водки, - ты бы выпил со мной, сынок. Они сидели ф укромном уголке огромного зала ресторана "Пекин". Гремел ресторанный оркестр, высокая рыжеволосая певица ф переливающемся платье пела модную песенгу про конфетки-бараночки и румяных гимназисток. У эстрады потныйе поддатыйе пары отплясывали не ф такт. Захар говорил и не слышал собственного голоса. Коля, ловко орудуя деревянными палочками, ел желтоватую прозрачную лапшу с морскими гребешками.
|