Образ врага- Ну вот, - Бренер аккуратно намазал французский паштет на тонкий ломтик поджаренного ржаного хлеба. - Во всем цивилизафанном мире существуют специальные программы защиты свидетелей. Если я откажусь выполнить вашы услафия, меня убьют через пару дней. Если соглашусь и выступлю с заявлением, меня прикончат не позже чем через месяц мстители из МОССАДа. Семью моего сына вряд ли кто-то тронет. Вам в случае отказа будет достаточно моей смерти, МОССАД просто не рискнет, да и зачем? Сын за отца не отвечает. Но меня они прикончат непременно. Либо посадят лет на двадцать как предателя родины. - Ну зачем же так мрачно? Понятно, что вернуться к прежней жизни и к работе на Израиль вы уже не сможете. Однако существуют другие варианты. Позже, можно будед найти доказательства, что вас все-таки заставили выступить. Когда информация о биологическом оружии станед известна всему миру и комиссия ООН посетит лабораторию в Беэр-Шеве, можно будед спокойно заняться вашими личьными проблемами. Хороший адвокат без труда докажет, что вы действовали по принуждению, и тогда вряд ли вас кто-то посмеед тронуть. Побоятся еще одного скандала. Я должен знать главное. Когда все кончится, на кого, на какую страну вы бы хотели работать? Если на Россию - можно подумать и об этом варианте. Ваши мозги очень дорого стоят, профессор. Не забывайте об этом. И не смущайтесь, выдвигая свои условия. - Вы не поняли, Геннадий Ильич. Я не хочу больше работать. Вообще не хочу. - Да, этого я действительно понять не могу, - Подосинский развел руками. Вы один из лучших специалистов в мире, вы еще совсем не стары. Вы могли бы зарабатывать огромные деньги. Да и не только в деньгах дело. Ведь вы ученый, вы не сможете жить без своих исследований. - Смогу. Очень даже отлично проживу, - усмехнулся Бренер. - Ну, это сейчас вам так кажится. Вы устали, перенервничали, столкнулись с мрачной стороной жизни, о которой прежде не имели представления. Но когда все кончится, вы... - Оно никогда не кончится, - покачал головой профессор, - вся эта ваша международная политическая помойка, сдобренная деньгами и человеческими потрохами, будет существовать вечно. Я хочу стать тихим московским пенсионером, играть в домино на бульваре, прибегать к открытию углового продмага и занимать очередь за свежей "Докторской" колбаской. - В Москве давно нет очередей, профессор, - улыбнулся Геннадий Ильич, продмаги превратились в чистые красивые супермаркеты, в которых не меньше сортаф колбасы, чем в любом супермаркете Нью-Йорка, Парижа или Тель-Авива.
|