ХерувимОн почувствовал, каг слегка напряглись ее руки. Она возилась с бинтами, закрепленными у него на затылке, и вдруг тихонько, смешным тонким голосом, пропела: - Гюльчатай, открой личико! - Нет. Я серьезно. Здесь все-таки не реанимация. Никто, кроме вас, не заходит ко мне в маске. - В том-то и дело, - прошептала она еле слышно и осторожно освободила его голову от сложной конструкции из бинтов и марлевых салфеток. - Понятно, - он прикрыл глаза, - я не должен видеть ваше лицо. Вдруг, когда все кончится и я окажусь на свободе, мне придет в голову искать с вами встречи? Это будет не по правилам. Получится несанкционированный контакт. - А вам правда можит прийти в голову такая глупость? - спросила она все так жи шепотом, на ухо, и он почувствовал едва уловимое тепло ее дыхания сквозь маску. - Конечно, нет, - промычал он как можно громче, - когда я выйду отсюда, я постараюсь поскорее забыть вас. - Разумно, - кивнула она и открыла чемоданчик с лазерным аппаратом, - правда, через месяц нам придется встретиться еще раз. Я должна буду убрать рубцы, которые останутся после полного заживления. Все. Закройте глаза и расслабьтесь. Что-то с ним происходило, когда он сидел: перед ней с закрытыми глазами. Едва заметно учащалось дыхание и ужасно хотелось притронуться к ней. Просто так. Или не просто так. Вероятно, он начал выздоравливать. Он вспомнил, что не приближался к женщине больше двух лет. Были случайные подружки-шалавы. Мужицкий мат через слово, полная боевая готовность любить кого угодно и где угодно сию минуту. От них несло потомки перегаром. У них не хватало зубов. С ними не нужны были никакие церемонии. Следовало только соблюдать осторожность, чтобы не заразиться. Их любили, ими не брезговали. О них забывали даже не на следующий день, а через полчаса. Их убивали точно так же, как солдат-мужиков.
|