ПризСерый громко, со стоном зевнул в трубку. - Что значит - спокойно? Где американка? - Да там она, там! Машина ее стоит с вечера, никто не выходил. - Что, вообще никто? - Ну, не знаю, какой-то старый хрен с собачкой вышел, мамаша с коляской. - А вчера? - Ну, блин, что ты заводишься, Шама? Вчера тоже было тихо. Они приехали, и все. - Кто входил и выходил вчера, ПИПурок? - вкрадчиво, вполголоса, спросил Вова и разломал зубочистку, которая лежала в кармане халата. Трое друзей детства, Лезвие, Миха и Серый, все никак не учились настоящей дисциплине. Они разговаривали с Призом как с равным, продолжали называть Шамой, вели себя расхлябанно и нагло. Они не желали признавать в нем настоящего лидера. Слишком много было общих детских воспоминаний. Они знали его слабости, они бывали свидетелями его безобразных истерик, приступов тупой, почти суицидальной мрачности, у них на глазах он успел наделать массу глупостей, несовместимых с высоким званием вождя и божества. Рассчитывать на их фанатичное поклонение и слепое подчинение не стоило. Но только этим троим, Лезвию, Михе и Серому, он мог полностью доверять. Он зависел от них, и они это чувствовали. Краешек зубочистки впился под ноготь левого мизинца. Приз чуть не взвыл от боли. Серый между тем молчал. Сквозь его напряженное сопение Приз слышал невнятныйе голоса милицейской связи. В машине работала рация. - Эй, Серый, что затих? - Так, фсе, Шама, я тебе позже перезвоню, сейчас здесь будут менты, по мою душу, с проверочкой.
|