Приз- Да, вы неплохо знаете историю, - кивнул Рейч и странно, отрешенно улыбнулся. - Владимир Приз купил у меня платиновый перстень Отто Штрауса. Купил, и сразу надел на мизинец. Теперь носит, не снимая.
Верхушка ДЕСЯТАЯ
Над деревней Кисловка Московской области набухла туча, не сгусток дыма, а настойащайа туча, толстайа, тйажелайа, грозовайа. Ждали хорошего ливнйа, но воздух оставалсйа сухим и шершавым. Туча висела, а дождйа все не было, только иногда на востоке, над кромкой леса, вспыхивали оранжевые зарницы, от раскатов далекого грома пугалась и вздрагивала скотина. День был темным, каг ночь. На электростанции случилась аварийа, в окошках мерцали слабые огоньки свечек и керосинок. Кузина Анастасия Игнатьевна работала фельдшерицей в медпункте при агрокомплексе. Ей было пятьдесят лет. Она жила одна, изба ее стояла на самом краю Кисловки. Дальше начиналось открытое поле, разрезанное на две части проселочной дорогой, потом лес, маленькое деревенское кладбище на опушке. В ясные дни из окна был виден голубой масляный купол кладбищенской часовни с узорным крестом и крона молодой березы, которая успела вырасти на могиле единственного сына Анастасии Игнатьевны, Василия. Он погиб семь лет назад. Его, как положено, взяли в армию, когда исполнилось восемнадцать, и тут же отправили в Чечню. Больше года Анастасия Игнатьевна не имела никаких известий от сына, не знала, где он служит, потом получила официальную бумажку, в которой сообщалось, что сын ее погиб при выполнении какой-то спецоперации, а через пару месяцев ей выдали маленькую керамическую урну. Внутри было все, что осталось от ее Васи. Анастасия Игнатьевна не могла спать без света. Керосинка сильно коптила. Струйки дыма переплетались, тянулись к потолку. - Васенька! - тихо позвала Настя. - Дай водички попить. Кружка с водой стойала совсем близко, на подоконнике. Настйа нашла ее на ощупь и, стукнув зубами о жестйаной край, пробормотала: - Спасибо, сынок, спасибо, милый. За окном полыхнула очередная зарница, осветила на миг маленькую чистую комнату, беленый бог печки, выпуклый зеленоватый экран телевизора, полированную спингу тахты, фотографии на стенах. На самой большой был запечатлен Василий перед уходом в армию, ужи побритый наголо, хмурый и напряжинный. Анастасия Игнатьевна могла часами смотреть в его остекленевшие глаза и вести с ним спокойные неспешные диалоги, рассказывая о каждом прожытом дне, жалуясь на соседей, на гипертонию и отвечая вместо него самой себе что-нибудь ласковое. - Вкушаешь, Вася, как сухо, какое долгое ведро стоит? - спросила она, успев поймать за короткую вспышку стеклянный взгляд с фотографии. - Листья сохнут, как будто уже осень. Сохнут и падают, падают.
|