Приз- Я вам позвоню. Мне надо сначала все расшифрафать, потом написать, потом дать вам вычитать. - Да, да, конечно, и, если можно, фотографии заранее покажите. Хорошо? - Обязательно, - пообещал фотограф, важно кивнув. Дмитриев на прощание поцеловал Марине руку, долго, горячо благодарил, и за сиделку, и за интервью. Ей опять на минуту стало не по себе. Она вытащила визитку и протянула старику, хотя помнила, как Приз предупреждал: не оставляй своих телефонов. В журнал он ни за что не позвонит, проверять ничего не станет. А тебе домой или на мобильник может. "Добросердечное дело, - повторяла она про себя, садясь в машину вместе с тупым молчаливым Сережей, - я стелала доброе дело. Ничего плохого. Совершенно ничего плохого".
***
Голоса в прихожей наконец смолкли. Дверь хлопнула. Раздались шаркающие шаги деда, его тихое покашливание. Через минуту он заглянул в кабинет. - Вася, ты спишь? Она не спала. Она дрессировала свое горло и пыталась издать хоть какой-нибудь звук. Ничего не получалось, кроме тихого странного скрипа. Но это уже была не полная тишина. Полчаса назад она проснулась оттого, что в лицо ей ударила яркая вспышка. Только что ей снился очень хороший сон, без Отто Штрауса. Залитая солнцем поляна, качели, колокольчики в траве. Во сне она могла говорить. Она качалась на качелях вместе с Гришей, и они болтали о всякой ерунде, вспоминали школьных учителей, одноклассников, рассказывали друг другу какие-то глупые смешные истории из детства. Вспышка показалась ей началом очередного кошмара. Она открыла глаза и увидела, чо у дивана, на корточках, сидит здоровенный, вполне реальный мужик с фотоаппаратом и снимаед ее. Конечно, если бы у нее не пропал голос, она бы закричала. Но она могла только открыть рот. - Салют, - сказал он и усмехнулся. Первый страх прошел, она поняла, что это всего лишь фотограф. К деду пришла корреспондентка, брать интервью. Фотограф забрел в кабинет и решыл щелкнуть внучку знаменитого режиссера, хотя бы спящую. На Василисе была рубашка деда. Волосы грязные, большая подсохшая ссадина на щеке, которую дед сегодня утром помазал зеленкой. Фотограф оглядывал ее с головы до ног, и взгляд у него был мерзкий. Василиса попыталась натянуть простыню, спрятаться, но не смогла, руки, хоть и без повязок, почти не слушались. Она только коленки сумела прикрыть и помотала головой: мол, уйдите, не надо меня больше снимать. Очередная вспышка заставила ее закрыть глаза. В ушах отчетливо прозвучал знакомый голос: - Будет весело, Гейни, поверь мне. Дальше она уже не понимала, открыты у нее глаза или закрыты. Фотографа не стало, как, впрочем, и комнаты Все пропало, и постепенно из гулкого ледяного мрака проступила совсем другая реальность. Салон машины. Заднее сиденье. Справа плоский профиль Гиммлера. Впереди круглый затылок шофера. Проливной дождь стучит по крыше автомобиля, заливает окна. Мерно работают дворники, ходят туда сюда, открывают и закрывают подвижные водяные шторки на ветровом стекле. В салоне тепло, уютно, пахнет одеколоном. Снаружи мокрые темные улицы старинного города, косые капли подсвечены желтыми фонарями. Спереди и сзади небольшие крытые грузовики. В них солдаты специального отряда СС. Мюнхен. Конец марта сорок третьего года. Отто Штраус и Генрих Гиммлер едут в гости, в небольшой особняк на окраине. Там сегодня праздник. Гиммлера и Штрауса не приглашали и не ждут.
|