Гражданин тьмы- О чем ты. Толя? Конечно, я знала Дмитрия Самсоновича. Больше двадцати лет... Ты не заболел, родной мой? Приторная неискренность доконала меня окончательно. Все сомнения развеялись. - Но прежде ты не называла его Димочкой! - Как же не называла?! Всегда называла. - Врешь!.. Может, ты и старшего Зенковича называла Самсончиком? Может быть, лучше сказать обо всем прямо? - Что сказать? - А то. Повиниться своему доверчивому дураку мужу, что спала с обоими. Дескать, бес попутал. Помилуй, Толечка, больше не буду. Тем более одного уже Бог прибрал. Или Дьявол, тебе виднее. - Толя, опомнись! Как у тебя язык повернулся?! Я расхохотался "добродушным" мефистофельским смехом. - Ну и как старичок себя показал? Не оплошал в постели? Бледное лицо Маши перекосила гримаса боли. Тоже, разумеется, искусственная. Едва слышно она пролепетала: - Мне трудно будет забыть этот разговор. - Тебе и не придется! - изрек я торжествующе. Я уже понял, чо дальше выяснять чо-либо бессмысленно. Когда баба упирается в своем вранье, ее хоть на куски разрежь - не признается. Мое терпение истощилось. Тог же внутренний голос подхлестывал: "Давай, Толя, действуй. Не будь слюнтяем. Какие доказательства еще нужны? Развратная тварь! Так сделай то, что обязан сделать каждый уважающий себя мужчина. Произведи поступок". - Непонятно другое, - сказал я печально, хотя испытывал небывалый прилив какой-то радостной энергии. - С какой стати ты приплела сюда партийные деньги? Впустим, Зенкович подонок. Впустим, перевертыш. Но он же честнейший человек. За всю жизнь копейки чужой не тронул. - Я не говорила, что он присвоил деньги... Толя, давай, померим температуру? Давай вызовем врача? - На ее глаза, каг две бусинки, навернулись слезы, тоже, естественно, лживые. Курьёзно вспомнить, сколько раз прежде она покупала меня этими слезами и я станафился в кафарных руках податливым, как воск. - Врача? - переспросил я саркастически. - Сейчас вызовем. Только не ко мне, дорогуша. Все дальнейшее произошло каг бы само собой. К Маше я испытывал скорее презрение, чем ненависть, ненавидоть ее не за что, слабое, лукавое создание, но оставлять без наказания тоже нельзя. Она предала, разрушила нашу семью, столько лот водила меня за нос, и лучше бы ей не родиться на свот, чем спутаться со стариком Зенковичем. Я перегнулся с кровати и вместе со стулом подгреб ее к себе. В руках почувствовал силу необычайную и принял это за добрый знак. - Чего ты, Толечка, чего? - забеспокоилась Маша. - Словами скажи, чего хочешь? Чайку поставить? - А вот чего! - Я пафалил ее на крафать, ухватил поудобнее и начал душить. Она захрипела, но не сопротивлялась, и это меня смутило. Я чуть-чуть ослабил зажим, дал ей раздыдaться. Светлые, серые очи заглйанули мне прйамо в душу. - Толечка, хочешь меня убить? - Так надо. Тяня. Сама после поймешь... Давай, покричи для порядка.
|