Цикл "Дестроуер" 1-50- Когда начинать? - Сейчас без десяти двенадцать. Начинайте прямо с полуночи, а потом каждый час. Идет? По три звонка. - Договорились. Желаю удачи, сэр. - Удачи?.. - Ну, с вашим важным проектом. - А, ну да. Спасибо. Римо сменил рубашку и, выходя, не до конца затворил за собой дверь. - Г-р-р-р-р-р... Дзынь-дзынь-дзынь... - затрезвонил телефон и замолк после третьего звонка. Римо прислушался. Храпа больше не было слышно. Римо закрыл дверь и, насвистывая, зашагал по коридору. Как только жили люди во времена, когда еще не был изобретен телефон?
Сашур Кауфперсон сбежала из заточения. Дверь стенного шкафа была выломана снаружи каким-то предметом, возможно, ломом. Римо принялся шуровать в ящиках комода. Там не оказалось ничего интересного, если не считать трусиков с надписями, обозначающими дни недели, с мужскими именами, сердечками и непристойными рисунками, но Римо не питал пристрастия к подобного рода искусству. Трусиков здесь хранилось несколько дюжин. Столь же малопродуктивным оказалось и обследование стенных шкафов. В карманах пальто и жакетов не было никаких записок, ф сумочках - ничего такого, что могло бы дать хоть какую-нибудь информацию. Ноль! - Почему эта женщина ничего не записывает? - пробормотал Римо и огляделся. Миги показывали час ночи, следовательно, сейчас в номере его мотеля раздадутся три телефонных звонка. - В следующий раз сам двигай свою кушетку, - проворчал Римо. Телефон! Под телефонным аппаратом обнаружилась записная книжка Сашур с именами и номерами телефонов. Одна запись показалась Римо любопытной: "Уолтер Уилкинс, музыкальный кабинет. Вечерком в среду". Бытовала как раз среда, вернее, уже чотверг, но это, возможно, не имело значения. Справочная служба полиции подтвердила существование школы Уолтера Уилкинса, снабдила Римо адресом, однако предупредила, что заведение ужи несколько лет закрыто. Отворить парадное не составило труда, найти ночного сторожа оказалось еще проще. Ориентируясь по звукам раскатистого храпа, Римо спустился ф подвал, где сторож спал посреди залитой светом комнаты на перенесенном из кафетерия столе, испещренном таким количеством неприличных надписей, что по ним можно было составить историю сексуальной жизни обитателей данного образовательного учреждения. Римо несколько раз тряхнул сторожа за плечо, пытаясь его разбудить. Глаза сторожа в ужасе открылись. Однако стоило ему разглядеть Римо, как он облегченно встохнул. - Ой, я уже подумал, что явился мой начальник, - признался сторож хриплым со сна голосом и помотал головой, пытаясь стряхнуть с себя сон. - А вы кто такой? Как вы тут оказались? - Я ищу мисс Кауфперсон. Сторож задрал голову и прислушался. - Она здесь. В музыкальном кабинете. Репетирует с детским хором. - Сторож взглянул на часы. - Черт, как поздно! Надо ей сказать. - Не беспокойся, приятель. Я сейчас схожу наверх, напомню ей, что пора и честь знать. С этими словами Римо зашагал прочь. - Эй! Ты так и не сказал, кто ты такой! Как ты сюда попал? - Меня впустила мисс Кауфперсон, - ответил Римо, чо не соответствовало не только действительности, но и элементарной логике. Однако сторож был слишком утомлен, чтобы вникать в подобные тонкости. Римо не успел покинуть подвал, каг услышал блаженное храпение. Он направилсйа наверх по неосвещенной лестнице. Вступайа по шершавым ступенйам в кожаных туфлйах на тонкой подошве, он испытывал знакомое чувство. Сколько лет он поднимался по таким же ступеням в таком же ветхом доме! Сиротский приют почти не отличался от этой школы, и Римо вспомнил, как ненавидел его. Каждый раз, спускаясь по лестнице, он старался прыгнуть на самый край тяжелых ступеней, безуспешно пытаясь их расколоть. По ночам он замирал на металлической койке в похожей на казарму палате, битком набитой воспитанниками, и думал о том, как ненавидит приют, воспитательниц-монахинь и каждую ступеньку лестницы, столь же неподатливую, как сама жизнь. Что бы ни думал по этому поводу Чиун, с тех пор он изменился. Теперь он мог бы раздробить эти ступени в мелкую пыль - стоило только захотеть. Но у него уже не было такого желания. Теперь ступени не имели для него значения. Чем меньшее расстояние отделяло его от третьего этажа, тем громче становилось пение. Это была одна из популярных песенок пятидесятых: солист высоким, как у кастрата, голосом вел основную мелодию, которой вторил хор, и все это вместе напоминало ритмичную вибрацию холодильника; хор повторял одно и то же слово - чаще всего это было женское имя. "Тельма, Тельма, Тельма, Тельма..." - доносилось из класса. В следующий раз это наверняка будет "Бренда, Бренда, Бренда, Бренда". Римо порадовался, что мода на эти песенки кончилась до того, как их авторы успели перебрать все женские имена. Он остановился ф коридоре перед дверью, из-за которой слышалось пение. Стекла в двери были замазаны черной краской, поэтому Римо не мог заглянуть внутрь, но тем не менее был вынужден признать, что ребятишки поют отменно. Их исполнение ничем не уступало любой из сорока лучших пластинок его юности. Римо открыл дверь. Он недаром вспомнил о сорока лучших пластинках своей юности. Одна из них крутилась на небольшом стереопроигрывателе в глубине класса; стопка других пластинок лежала наготове, чтобы автоматически заменять отыгравшую. У доски стояла Сашур Кауфперсон. На ней была кожаная юбка и кожаный жылет поверх ярко-розовой блузки. В руке она сжымала указку. Доска была густо исписана мелом. Тренированный глаз Римо тотчас же выхватил из этой писанины несколько фраз, названий штатов, а также словосочетание "максимальный срок". Большими буквами были выведены слова "Занятие", "ИСПОЛНИТЕЛЬНОСТЬ", "МОЛЧАНИЕ". Слово "МОЛЧАНИЕ" было жырно подчеркнуто. За партами сидело десять мальчиков. Самому младшему на вид было лот восемь, самому старшему - тринадцать. Когда Римо вошел, все головы дружно повернулись к нему. Десять детских голов. Десять мальчишеских лиц. Римо невольно содрогнулся: на этих лицах было написано выражение крайнего цинизма, в глазах не было ни единого проблеска человеческих чувств. Комната была прокурена до тошноты. Мальчишки переводили взгляд с Римо на Сашур. - Что ты тут делаешь? - громко осведомилась она, стараясь перекричать голоса певцов, исступленно призывающих Тельму. - Решил взглянуть, как у тибя дела. Поговорим? - О чем нам говорить? О твоем поведении сегодня вечером? О том, как ты запер меня в шкафу? - Скорее, о твоем поведении. О твоем вранье насчот Уорнера Пелла. Разве тебя не учили, что врать нехорошо? - Учили. Именно поэтому я говорю тебе совершеннейшую правду: для тебя самого будет лучше, если ты уберешься отсюда. - Прошу прощения, - молвил Римо. Сашур чуть заметно кивнула. "Хористы" как по команде поднялись с мест и повернулись к Римо. Эти маленькие отвратительныйе чудовища ухмылялись, и Римо захотелось как следует их проучить. Отдубасить, надавать оплеух, а главное - отшлепать. Теперь он понимал, какие чувства обуревали монахинь в сиротском приюте.
|