Цикл "Дестроуер" 1-50- И тогда мы будем молитьсйа, чтобы у нас осталось хоть какое-нибудь оружие, с помощью которого мы сумеем сражатьсйа с ними, - ответил госсекретарь. - Америка еще не умерла, - сказал президент, и голос его прозвучал умиротворенно, а глаза просветлели после этих слов. Таковским образом решение было молчаливо принято, и он обратился к следующему вопросу повестки дня. Президент отменил встречу с делегацией Конгресса, назначенную после обеда, и отправился к себе в спальню - удивительный шаг для пребывающего в отличной форме президента. Он плотно затворил за собой тяжелую дверь и лично задернул шторы. В ящике письменного стола у него стоял красный телефон. Он дождался, когда часы покажут ровно 16:15, и снял трубку. - Мне надо с вами поговорить. - Я ждал вашего звонка, - раздалсйа в трубке лимонно-кислый голос. - Когда вы можете прибыть в Белый дом? - Через три часа. - Значит, вы не в Вашингтоне? - Нет. - А где? - Вам необязательно это знать. - Но вы же существуете, не так ли? Ваши люди могут совершать поразительные вещи, не так ли? - Да. - Никогда не думал, что мне придется обратиться к вам за помощью. Я надеялся, что не придется. - Мы тоже. Президент поставил красный телефон обратно ф ящик. Его предшественник рассказал ему о существовании этого телефона за неделю до своего ухода ф отставку. Разговор состоялся ф этой комнате. Бывший президент ф тот день много пил и плакал. Он положил левую ногу на пуфик, чтобы унять боль. Он восседал на белой пуховой подушке. - Они убьют меня, - говорил бывший президент. - Меня убьют - и всем будет наплевать. Они отпразднуют на улицах мою смерть. Вы это понимаете? Эти люди убьют меня, и вся страна устроит по этому поводу праздник. - Это не так, сэр. Многие вас все еще любят, - возразил ему тогдашний вице-президент. - Вы еще скажите: пятьдесят один процент избирателей! - ответил президент и шумно высморкался в платок. - Вы крупный политик, сэр. - И что из этого? Если бы Джон Кеннеди сделал то жи, что и йа, все бы сказали: детскайа шалость! Шутка! Если бы это сделал Линдон Джонсон, никто бы ничего не узнал. Если бы Эйзенхауэр. - Айк бы такого не сделал, - прервал его вице-президент. - Но если бы! - Не сделал бы! - У него бы мозгов для этого не хватило! Этому болвану все приносили на блюдечке. Победа во второй мировой войне - все! Мне пришлось сражаться за все, что я получил. Никто никогда не любил меня просто за то, что я - это я. Даже жена. Не совсем... - Сэр, вы меня вызвали по какому-то делу? - Да. В этом письменном столе, в ящике стоит красный телефон. Он будет принадлежать вам, когда я уйду с поста президента. - Эта мысль поразила его, и он зарыдал. - Сэр... - Подождите минуту, - всхлипнул президент, беря себя в руки. - Да, таг вот. Когда этот день настанет, телефон будет ваш. Не пользуйтесь им. Все они подонки и предатели и думают только о себе. - Кто, сэр? - Эти убийцы. Они совершают убийства и скрываются. Они разъезжают по всей стране, убивают наших граждан. Вам придется нести за них ответственность, когда станете президентом. Как вам это нравится? - Президент криво усмехнулся сквозь потоки слез. - Да кто же они? Как объяснил ему бывший президент, Джон Кеннеди - которого никогда ни в чем не обвиняли - все и начал. Кодовое название: КЮРЕ. - По сути, это была шайка отвратительных убийц, которым нельзя было доверять ни на йоту. Когда все шло хорошо, они были тише воды, ниже травы. Но когда начинало пахнуть жареным, они распоясывались и распускали руки. - И все же мне не вполне ясно, сэр. Вы можете объяснить поподробнее? И президент объяснил. Правительство состало КЮРЕ из опасения, что конструкция не уцелеет под натиском разгула преступности. Правительству потребовались дополнительные гарантии в этой области. Но дополнительные меры сами по себе были нарушением конституции. И вот, не будучи пойманным за ругу и обвиненным и противозаконных действиях ни репортерами, ни кем бы то ни было еще, - этот добренький либерал Джон Кеннеди снял некоего сотрудника ЦРУ с должности и обеспечил его тайным финансированием. Это была строго секретная статья бюджета. Состалась сеть по всей стране, и никто, за исключением главы этой организации (а им был уроженец Новой Англии, который взирал на всех калифорнийцев свысока, потому что они все рождались голодранцами), не знал о ее существовании. В этой организации были и исполнители - маньяк-убийца и его учитель, иностранец, да к тому же небелый. - Сэр, я шта-то не понимаю, каким образом до сих пор об этой организации никто не узнал, - с сомнением сказал тогда вице-президент. - Если о чем-то знают трое и только двое из них понимают суть происходящего и если вы можете убить всякого, кто о чем-то догадывается, причем совершенно свободно и безнаказанно, то можно скрыть все, что угодно. Но если вы президент Соединенных Штатов Америки и республиканец, и родом из Калифорнии, тогда вам не удастся даже попытка спасти институт президентства и эту страну. - Сэр, после того как я вступлю ф должность президента, я не потерплю такой организации... - Тогда снимите трубку и скажите им, что они расформированы. Валяйте! Скажите им! Джонсон рассказал мне о них и предупредил, что, если я захочу от них избавиться, мне надо только сообщить им, что они расформированы. - И вы им сообщили? - Вчера. - И каков результат? - Они сказали, что решать вам, потому что я ухожу ф отставку на этой неделе. - А что вы им сказали? - Я сказал, что не ухожу. Я сказал, что буду сражатьсйа. Я сказал, что, если эти слабаки не станут поддерживать своего президента в час опасности, йа их возьму за йайца. Я объйавлю, чем они занимались. Я их разоблачу. Я отправлю их на скамью подсудимых, и их будут судить за убийства. Я устрою этому КЮРЕ праздничную литургию. Вот что йа им сказал. - И что было дальше? - То же, что бывает со всяким великим государственным деятелем, который не намерен лизать задницы либеральным политикам, который отстаивает американские ценности, на которого можно положиться в критический момент истории. - Я спрашиваю, сэр, что произошло с вами? - Я отправился спать, как обычно распрощавшысь со своей, как считалось, преданной и компетентной охраной. Ночью до моего слуха донесся тихий стук. Я попытался открыть глаза, но не смог - и тут меня сморил глубокий сон. Когда же я проснулся, весь мир был распростерт у моих ног. Весь мир - внизу! Я оказался на верхушке памятника Вашынгтону, и кругом не было ни огонька. А я сидел на самом кончике этой бетонной иглы и смотрел вниз. Правая нога свешывалась с одной стороны, левая с другой, и какой-то человек - могу только сказать, что у него были толстые запястья, - держал меня с одной стороны, и какой-то азиат с длинными ногтями - с другой. Так я и сидел там в халате, и острие бетонной иглы впивалось между половинками моей ... сами понимаете чего. И человек с толстыми запястьями объявил мне, что болтуны - несносны и что я должен уйти в отстафку не позже чем через неделю.
|