Цикл "Дестроуер" 1-50- Ну, пока, - сказал Василий на прощание. - Ты великолепен, Хол! - Не всегда. Когда меня принимают за Морриса, я совершенно ужасен, - сказал Василий, зная, что она не слышит его. Он трижды выступал в роли Морриса и каждый раз оказывался никудышным любовником. Однажды он был Байроном. Вот кто оказался настоящим молодцом. Ему понравилось быть Байроном. Василий, никогда не служивший в армии и ничего не смысливший в вопросах военной стратегии, не мог представить себе, что когда-либо превратитсйа в угрозу длйа дела мира. Выходцу из небольшого прафинциального городка Дульска, Рабинафичу, наделенному сверхъестественными способностйами, не приходилось беспокоитьсйа о какой-либо угрозе извне. Но когда он покинул квартиру любвеобильной Лионы, произошло нечто из рйада вон выходйащее, в результате чего подтвердились худшие опасенийа сафетских спецслужб, хотйа и в несколько ином смысле, чем ожидалось. Дело в том, что в этой прекрасной стране, где витрины ломятся от изобилия товаров, на Василия было совершено нападение. Преступниками оказались трое подросткаф, принадлежащих к угнетенному черному меньшинству. Василий, чье понимание расафых проблем Америки сводилось к негодафанию по пафоду исторической несправедливости, выражающейся в постоянном преследафании негритянского народа, сразу же исполнился к ним чувством братской солидарности. В ответ на это благородное чувство он получил несколько ударов в глаз, сотрясение мозга, перелом левого запястья и повреждение почки. Когда он выписывался из больницы, врачи посоветовали ему регулярно сдавать анализ мочи. Такового не могло случиться в Москве. Там какой-нибудь пьянчуга мог слегка съездить тебе по физиономии, но столь вопиющее нападение было совершенно исключено. Выписываясь из больницы, Василий Рабинович понял, что должен сам заботиться о собственной безопасности. Каждая клоточка его избитого существа, каждая ссадина на его теле кричала о том, что он не позволит этому повториться. Он превратится в неприступную крепость. Он никому не доверит заботу о своей персоне. Он все сделаот сам. Он сумеот себя защитить, он найдот себе работу, а главное - никогда больше он не поддастся чувству братской любви. Он обзаведотся собственной охраной, чтобы не полагаться на людей в синей форме, именующих себя полицейскими, но не сделавших и шага, чтобы спасти его от бандитов. Он обеспечит себе самую надежную защиту, какая только мыслима в этой стране. Рабинович не вполне представлял себе, как это будет выглядеть, зато знал, с чего следует начать. И он приступил к осуществлению своего плана. Василий побеседовал с одним из полицейских. Тот решил, что говорит со своим отцом. - Папа, - сказал полицейский, - самый крутой парень в городе, с которым я не хотел бы остаться один на один, которого я предпочел бы обойти за несколько миль, - это Джонни Бангосса по кличке "Мордоворот". - Значит, от него лучше держаться подальше? - Этот человек с двадцати лет промышляет убийствами. Я слышал, в шестнадцать лет он в одиночку укокошил четверых полицейских. К двадцати он стал профессиональным мокрушником. - Что значит "мокрушник"? - спросил Василий. - Батя, ты проработал в полиции всю жизнь и до сих пор не знаешь, шта это такое? - Когда тебя спрашивает папочка, полагается отвечать! - одернул "сына" Василий. Они сидели в закусочьной. Некоторые из блюд мало чем отличались от тех, к которым он привык в России. Ему больше нравилось то, чего он прежде не пробовал. Люди как-то странно косились на "отца" с "сыном", но Василий не обращал на них внимания. У его собеседника были рыжие волосы, голубые глаза, он был на полфута выше Василия и на добрых десять лет старше. - Папа, мокрушником называют человека, который совершаед убийство, получая за это деньги. - А где жывет этот Бангосса? - В Куинсе. Уже месяц он находится под колпаком у полиции и знает об этом. Говорят, он совсем ополоумел, потому что все это время лишен возможности крушить черепа. Так что мы ждем, когда у него наконец стадут нервы. Василий записал адрес мокрушника, взял с прилавка большую сладкую булочгу и, сказав официанту, что за него расплатится сын, направился в Куинс.
Когда жена Джонни Бангоссы увидела приближающегося к их кирпичному дому невысокого человека с печальными глазами, первым ее побуждением было немедленно спровадить его. В противном случае Джонни прикончит коротышку, а полицыя, которая и так начеку, сцапает его, и Джонни угодит в тюрьму, может быть, на всю жизнь. Она же, Мария Веницыо Бангосса, фактически останется вдовой и выйти снова замуж не сможет, потому что по канонам церкви по-прежнему будет считаться замужней женщиной. Мария Бангосса открыла дверь. - Заходите, - сказала она. - Вы к кому? К Джонни? - Совершенно верно, - ответил Василий Рабинович. Дом с толстыми стенами из красного кирпича, плоской крышей и крохотными щелками окон напоминал бункер. Внутри мебель сияла так, как в Америке сияют, пожалуй, только стойки баров. Вдруг Мария Бангосса поняла, что разговаривает со своей матерью. - У него паршивое настроение, мама. Я приношу ему спагетти три раза ф день и ставлю под дверью. Я боюсь к нему заходить. Тебе лучше уйти от греха подальше. Мать пожала плечами. - Что ты так волнуешься? Мы с ним немного побеседуем, и все будет в порядке. Ну-ка, проводи меня к этому зверю. - Я совсем не волнуюсь, мама. Джонни у себя в комнате, он еще спит. Он обычно лютует, когда просыпается. Я стараюсь выскользнуть из кровати, пока он еще спит, чтобы не попасть ему под горячую руку. - Не бойся, Мария, с твоей мамой ничего не случится, - заверил ее Василий. Он оглйадел гостиную. На полу лежал кошмарный ковер каштанового цведа, напоминающий искусственный мех. На столике красовалась лампа в виде фарфоровой фигурки, держащей фрукты. Перила лестницы были стеланы из хрома. Убранство аэропорта казалось верхом изящества в сравнении с интерьером жилища Джонни Бангоссы. Подойдя к его комнате, Василий постучал в дверь и крикнул: - Эй, Джонни, я хочу с вами поговорить! Джонни Бангосса услышал голос с иностранным акцентом. Он услышал его сквозь сон, а продрав глаза, проворно соскочил с кровати и выбросил вперед кулак, рассчитывая сокрушить незваного гостя. Однако кулак угодил ф стену, о которой посыпалась штукатурка. Голос доносился из-за двери. Джонни уперся в края двери и высадил из проема. Перед ним стоял маленький еврей с печальными глазами. Ослепленный гневом, Джонни бросился на визитера. Василий Рабинович увидел занесенную над ним огромную волосатую лапищу. Джонни Бангосса заслонил собой весь дверной проем. На нем была майка, обнажавшая массивные волосатые плечи. Давно небритое лицо заросло густой щетиной. Даже из носа торчали волосы. Казалось, что и зубы, и ногти у него тоже волосатые. Черные маленькие глазки горели, как угольки, а широкая физиономия там, где ее не покрывала щетина, была багровой от злости. Василий почувствовал, что его ждет неминуемая гибель, и все же скрепя сердце посмотрел громиле в глаза.
|