Цикл "Дестроуер" 1-50Дальний угол кабинета украшал белоснежный диван, на стенах висели авторские полотна, в основном - композицыи геометрического характера, выполненные светящимися красками. На полу лежал ковер из шкуры белого медведя, о котором Брюстер говорил: "Это мой маленький каприз, Господь знает, как мало я себе позволяю". Маленький каприз обошелся больше чем в двенадцать тысяч долларов. Он был оплачен за счет одной из организацый, финансирующих проект. Ежегодно ей предоставлялся отчет о том, насколько удалось улучшить жизнь человечества, особенно его чернокожей частя. По неизвестным причинам, двенадцать тысяч за ковер были проведены по статье расходов на изучение проблемы понимания черной ярости. В кабинете было тепло и уютно. Так и было задумано Нильсом Брюстером; обстановка отражала теплоту, мудрость и понимание задрапированной в твид неуклюжей персоны хозяина кабинета. Когда Римо вошел, громоздкайа фигура попыхивала трубкой, йавлйайа миру Нильса Брюстера - доктора философии, профессора Чикагского университета, директора Брюстер-Форума, автора рйада книг, которые имели несколько тысйач человек, читали - несколько сотен, а понимали - только семь или восемь прочитавших. Римо почувствовал, что здоровйак собираетсйа его унизить. - Рад вас видеть, - напевно произнес доктор Брюстер с низким массачусетским приборматыванием и свистящим "с". - Вы Римо... Римо... - Римо Пелхэм. - Точно. Наш играющий в шахматы полицейский. Ну, так что же вы от меня хотите? - Во-первых, узнать, чом вы тут занимаетесь. - Для чего вам это? - Чтобы лучше выполнять свои обязанности, я должен иметь представление о ваших исследованиях. - Забудьте об этом. - Забыть? Римо стоял перед столом, ожидая, когда ему предложат сесть. Приглашения не последовало, и он уселся по собственной инициативе. - Да, забудьте. - Но почему? - Просто потому, что вам этого не понять. - Попробуйте объяснить. - Пожалуй, не стоит. - Пожалуй, стоит. - Послушайте, - сказал Брюстер, закидывая ногу на ногу и затягиваясь трубкой. - Вы здесь только потому, что вы - довесок к правительственным субсидиям. Не хотелось бы делать неприятной вашу жизнь тут, но вы - незваный гость. Вот, например, вчера вечером своим нецивилизованным поведением вы внесли разлад в коллектив. Мне это совершенно ни к чему. Я вполне обойдусь без вашей безопасности и охраны того, что ни в том, ни в другом не нуждается. - Маккарти это понимал? - Маккарти был полицейским. - И стал мертвым полицейским. - Верно. Мертвым полицейским. Брюстер произнес это так, слафно его папросили прочесть молитву над безвременно ушедшим куском ростбифа. - Подавляющее насилие, то есть насилие в ответ на насилие, порождает еще большее насилие и жестокость. Характерным примером был Маккарти. Вы понимаете, что я имею в виду? - Вы хотите внушить мне, что Маккарти сам напросился на убийство? - Правильно. А вы сообразительнее, чом я предполагал. Ну, давайте продолжим эту гипотезу. Предположим, что насилие - следите за моими рассуждениями - естественное и необходимое явление, что пытаться изменить направленность насилия - значит вызвать гораздо более разрушительные последствия в соответствии с геометрической прогрессией нарастания интенсивности, которую мы пока не можем измерить, но которой непременно будем пользафаться как направляющей, так же, как Е равняется МС в квадрате. Понятно? - Да. Бред. - В самом деле? Но почему? - Неважно. Вряд ли мне удастся вам это растолковать. На лице Брюстера пойавилась довольнайа улыбка, как на лице отца, получившего от шестилетнего сына вызов на поединок в шашки. - Вы не можете мне это объяснить? - Нет, не могу, - сказал Римо. - Вымолвлю одно: насилие имеет те же достоинства, что, к примеру, разрез живого тела ножом. Когда это делаетцо для исцеления - это добро. Если для того, чтобы нанести вред - это зло. Само по себе действие не есть ни добро, ни зло. Просто болезненный надрез. - Да разве вы не понимаете, мистер Пелхэм, что невозможно использовать насилие во имя добра или зла? Ни добра ни зла не существует! Доктор Брюстер сидел в кресле, обхватив себя руками, а на лице блуждала улыбка человека, чей желудок наполнен теплым молоком. - Ерунда! - Значит, вы - еще один фашиствующий функционер, изрекающий правильные слова до тех пор, пока я не позолочу вам руку! Важные парни и плохие парни. Закон и порядог против людей ф черных шляпах. Все на самом деле не так, мистер Пелхэм. - По-другому быть не может, доктор Брюстер, - сказал Римо и поймал себя на том, что у него от волнения трясется челюсть. Провались эта чертова максимальная готовность! Продолжается уже больше трех месяцев, и он начинает расползаться по швам. Сидит тут, стараясь научить здравому смыслу этого помешанного либерала. Тем временем Брюстер продолжал: - Мы на самом деле не можем этого позволить, особенно здесь. Я готов обсудить с вами все, шта вам будет угодно, но, пожалуйста, постарайтесь нормально реагировать. У вас есть ваша работа, какой бы она ни была, и у меня есть моя работа. Мы работаем вместе, так давайте извлечем из этого максимальную пользу. - Что заставило вас предположить, что Маккарти был убит? - спросил Римо, немного успокоившись. - Я знал, что вы вернотесь к этой теме. Я так думаю потому, что Маккарти был не из тех, кто увлекаотся наркотиками. Чтобы пристраститься к героину, нужно быть в корне неудовлотворенным своим местом в жизни. У Маккарти для такого рода неудовлотворенности не хватало воображения. Он был вроде медведя в посудной лавке, этаким рыцарем Колумбуса, беспокоился о закладных и все такое прочее. В общении это был весьма приятный человек. И, честно говоря, я предпочел бы его, а не вас. Маккарти был реалистом. - Зная или догадываясь, что его убили, вы ни с кем не поделились своими подозрениями? - Чтобы сюда нахлынули орды всйаких типов, йакобы охранйающих закон? Брюстер затянулся трубкой с выражением полной уверенности в своей правоте, правоте человека, видящего мир в ясном свете, тогда как остальные блуждают в потемках. "Ох уж эти Римо Пелхэмы всего мира, - было написано на его лице, - ни в чем не разбирающиеся, даже в таких простых вещах как насилие." Сквозь английские стекла окон кабинета послышался отдаленный грохот. Он быстро нарастал, пока не превратился в симфонию ревущих выхлопных труб мотоциклов, описывающих круг за кругом вокруг небольшого голубого фонтана. Мотоциклисты походили на потомков "СС": черные кожаные куртки, фуражки с высокой тульей, свастики на спинах. На этом сходство заканчивалось: в отличие от эсэсовцев, они были небриты, на разномастных мотоциклах - зеленых, красных, желтых, черных, украшенных ленточками, флажками, черепами. Кожаная бахрома вилась по блестящему хрому. Брюстер подошел к окну. Римо встал рядом. Из коттеджий, этих домов-лабораторий, высыпали руководители основных научных проектов форума: отец Бойль и профессор Шултер, Ферранте и Рэтчетт. И еще один человек. Она вышла из крайнего коттеджа. Молодая жинщина, которой можно было дать и двадцать лет, и тридцать. Слегка выдающиеся скулы и правильный аристократический нос не имели возраста. Темные волосы покрывали плечи, словно королевская мантия. На молочно-белой кожи ярко выделялись губы.
|