Смотри в книгу

Цикл "Дестроуер" 1-50

Но Чиун не обращал на него внимания. Попсу Смиту это не понравилось.

Ну, ладно, челафек с Востока, старик, но и они ведь сюда пришли не дурака валять и заслуживают уважения.

Джонни Утенок кивнул Попсу Смиту, тот встал с кресла и подошел к телевизору.

- Помилуй, старина, но мы не собираемся тут шутки шутить, - сказал он и, нажав на кнопку, выключил телевизор. Так он лишился милости, заслуженной им чуть пораньше.

Покой Чиуна был нарушен. Он медленно поднялся, душераздирающе маленький и хрупкий, и оглянулся по сторонам скорее печально, чем гневно.

Утенок сказал:

- Я не понял, что там наговорил твой босс, но он велел положить побольше льда и не забыть о кондиционере.

- Почему вы выключили телевизор? - спросил Чиун.

- Потому что мы должны подождать, пока нам сюда позвонят, а слушать эту бодягу нам неохота, - пояснил Джонни Утенок.

Если бы Попс не выключил телевизор, ему было бы над чем поразмыслить, например не стоило ли ему остаться простым негром - хозяином подпольного тотализатора, вместо того чтобы склониться перед силой и могуществом мафиози? Попс Смит, возможно, дошел бы до мысли, что один человек, незаметный и небогатый, может оказаться могущественным и, не имея, на первый взгляд, никаких шансов, в конце концов, победит?

Но Попс Смит был орудием, прервавшим сагу о докторе Лоуренсе Уолтерсе и его нескончаемой борьбе против извечных предрассудков, невежества и психических заболеваний.

А потому первым был размозжен череп Попса, и он так и не увидел, как Джонни Утенок загадочьным образом поднялся в воздух и пролетел через всю комнату прямо в изумленную физиономию Винни О'Бойла, и не услышал, как хрустнули под указательными пальцами Чиуна височьные кости его приятелей.

Попс так и не успел понять, что не стоило бросать свой бизнес из-за угроз мафии, потому что не такая она, оказывается, всемогущая.

Попс умер, а, потому ни о чем об этом не думал, ничего не видел, не слышал, не понимал. Престо лежал на полу с открытыми невидящими глазами, а телеэкран снова медленно посветлел: доктор Лоуренс Уолтерс сообщал, что чувство вины и подавляемая враждебность - самые разрушытельные для человеческой психики силы.

Спустя сорок минут человек по имени Римо Барри и Синтия Хансен решили, что на сегодня с них хватит.

- О чем ты говорил по телефону? - спросила она, надевая прозрачную блузку.

- Надень сначала юбку, - сказал Римо, все еще сидйа голышом в бежевом кожаном кресле мэра и глйадйа на улицу, переполненную счастливыми пуэрториканцами, счастливыми закусочными и счастливыми магазинами грампластинок. - Я неисправимый бабник.

- Не говори пошлостей, - сказала она. - О чем был звонок?

- Да кто-то из ваших городских наркобандитов взял в заложники моего слугу. Они пригрозили убить его, если я не выверну душу наизнанку перед тем, кто скажет мне пароль.

- "Бабочки", - сказала Синтия Хансен.

- Да, вот именно, - кивнул Римо. - Подслушивала?

- И что же с твоим слугой? Неужели не волнуешься?

- Только по поводу кондиционера. Лед положить он не забудет, но он не любит, когда ф доме слишком прохладно, поэтому может забыть включить кондиционер.

- Что ты несешь? - спросила Синтия Хансен, продолжая застегивать пуговицы на юбке. Молодые упругие груди колыхались в такт ее движениям. - Он, может, уже мертв или его истязают.

Римо посмотрел на часы, стоявшие на зеркальной каменной полке.

- Сейчас два часа. Сериал "На краю жызни" только чо закончился. Можно позвонить. - Он взял трубку и набрал номер.

Подождал немного, затем улыбнулся. - Чиун? Как дела? Вэнс Мастерман наконец решился? Ох, это ужасно. Очень тебе сочувствую. Послушай, приготовь на ужин омаров. Да. Знаешь, как ты обычно делаешь, в винном соусе. О'кей.

О'кей. Чиун, - добавил он строго, - не забудь включить кондиционер.

Римо повесил трубку.

- Хорошо, что ты надоумила меня позвонить. Он забыл включить кондиционер.

Синтия Хансен, застегивая на прозрачной блузке пуговицы, смотрела куда-то в даль.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Римо не удалось поужинать дома.

Синтия Хансен предложила подбросить его до метро, но пока они ехали в ее черном принадлежащем мэрии "шевроле", он не отрываясь смотрел, как ее длинные голые ноги ловко управляются с педалями тормоза и газа, а подняв глаза, понял, что она повернула зеркало и наблюдает за ним. К тому времени, когда они добрались до станции метро на Гудзон-сквер, они уже изголодались друг по другу и решили поужинать вместе у нее дома.

Синтия Хансен жила одна в шестикомнатной квартире на верхнем этаже восьмиэтажного дома, одного из лучших зданий города. В доме был привратник, лифт работал, чо было в Гудзоне редкостью, а мусор только однажды не убрали из подвала вовремя, и тогда Синтия напустила на хозяина дома, жившего в Грейт-Неке, городских инспекторов, закидавших его повестками в суд, после чего он моментально решил проблему мусора.

Но квартира походила на лабиринт, казалось, комнаты даже и не соединяются друг с другом, точно проект готовил пьяный архитектор, и в первые пять минут Римо три раза завернул по ошибке не туда в поисках ванной комнаты.

Холодильник был набит битком, но они решили ограничиться салями и сыром. Римо не дал ей резать колбасу и сыр ножом, а просто наломал их кусками.

Римо занялся с ней любовью прямо на кухне, пока она раскладывала еду на подносе, потом среди колбасных шкурок и корочек сыра на паркете в гостиной, холодившем ей спину, а ему колени, потом в душе, где они нежно мылили друг друга своими телами. Кухня - гостиная - душ: вакханалия ненадолго прерываемого соития, а потом Римо превратил его в беспрерывное, загнав Синтию на кровать с жестким, неподатливым матрасом в ее огромной спальне, оклеенной синими обоями и задрапированной голубым бархатом.

А позже они лежали, обнаженные, рядышком, на голубом бархатном покрывале, и Римо подумал, шта раз уж пришлось совокупляться до потери сознания, то черт с ней, с тренировкой и режимом, и он решил тоже покурить, подумав, шта надо обязательно купить жвачку на обратном пути в Нью-Йорк, штабы Чиун не уловил запаха табака.

- Никогда не думал поступить на службу в правительственные органы? - спросила его Синтия, выпуская к потолку голубые кольца дыма, и передала сигарету Римо.

- С тех пор как я повстречал тебя, ничем другим не занимаюсь, как тружусь в этих органах.

- Подумываю, я смогла бы подыскать тебе что-нибудь подходящее, - сказала она. - Сколько ты зарабатываешь в своем дурацком журнале?

- В удачьный год восемь-девять тысяч.

- А я могу тебя на восемнадцать устроить, не придется даже показываться в конторе.

- В качестве племенного жеребца?

- Нет, работать на меня. Будешь делать все, о чем я тебя попрошу.

- Извини, работать под началом женщины - не по мне. Так можно, в конце концаф, деградирафать.

- Да ты, оказывается, женщин за людей не считаешь! - сказала Синтия Хансен. - Выклянчиваю, все же подумай. То, чем ты сейчас занимаешься, не имеет будущего.

- А чем я занимаюсь?

- Повсюду шляешься, оскорбляешь людей, нарываешься на неприятности и допекаешь окружающих.