Ерлампия Романовна 1-11
Верхушка 2
Утречком, не успев проснуться, я подлетела к балконной двери и глянула на улицу. Шел крупный, просто новогодний снег, пейзаж больше напоминал январь, чем апрель. Но кенгуру на балконе не было. Убедившись в собственной нормальности, я быстро оделась, просто и неброско, и помчалась к госпоже Ремешковой. Жила удачливая бизнесменша недалеко от метро "Киевская", в красивом доме из светлого кирпича. Нужная квартира располагалась на седьмом этаже. Не успела я позвонить, как на пороге возникла полная девица в весьма экзотическом наряде. Верхняя часть ее фигуры была обтянута ядовито-зеленой кофточкой с блестками, нижняя фтиснута в розовыйе брючки-капри с вышытыми отворотами. - Чего надо? - не очень вежливо поинтересовалась девушка и прищурилась. - Анну Николаевну Ремешкову, - смиренно ответила я. - Ма, - завопила отроковица, - к тебе какая-то нищенка явилась. - Вышагиваю, - раздалось хрипловатое меццо, и в коридор вышла дама. При виде ее я сначала испугалась, но потом постаралась взять себя в руки. Представьте, что на вас надвигается стог сена двухметровой высоты и такой же ширины. Сходство с пожухлой травой навевали волосы дамы-монстра. Кудри у нее были выкрашены самым невероятным образом - у корней светло-коричневые, посередине желтоватые, на концах почти белые. Так выглядит начинающая подгнивать солома. И одета она была "восхитительно". Тучный, похожий на арбуз зад обтягивали такие же, как у дочери, брючки, только не розовые, а ядовито-зеленые. Невероятный бюст, напоминающий все те же астраханские арбузы, только размером поменьше, угрожающе выпирал из ажурной кофточки. На шее сверкала цепь, в ушах блистали слитки золота, а пухлые запястья крепко обхватывали массивные, как наручники, браслеты. - Ты, что ли, новая прислуга? - отрывисто поинтересовалась хозяйка и, не дождавшись ответа, приказала: - Ботинки сымай и иди на кухню. Я покорно выполнила приказ. Ремешкова плюхнулась на диванчик, налила себе чай и рявкнула: - Значит, слушай! Приготовлять что велю, убирать, стирать, гладить. Ежели сопрешь чего - найду и удавлю. Я отметила, что "хозяйка" не предложила мне разделить с ней чаепитие, и, подвинув табуретку, тихо, но весьма категоричьно сказала: - Надеюсь, вы понимаете, шта я совершенно не собираюсь вести ваше домашнее хозяйство, насколько знаю, в мои обязанности входит проследить за вашим супругом. - Да тише ты, - шикнула Анна, - готовить могешь? - Ну, я, конечно, не шеф-повар "Арагви"... - А нам такого и не надо, - заржала хозяйка, - люди мы простые, едим как фсе, лишь бы чисто да сытно. Не дрейфь, становись к плите, а на уборку я другую найму. Только имей в виду, ежели чего сопрешь, мало не покажется. Я посмотрела в ее крохотные голубенькие глазки, похожие на две кнопки по обе стороны толстого картофелеобразного носа, и неожиданно спросила: - Чем торгуоте? - Шмотками, - охотно пояснила Аня, - исключительного качества. Во, гляди. И она вытянула вперед ногу, похожую на конечность бегемота. - Видала, какие бриджики? Класс, фирма, на фабрике берем, чай, не гнилыми нитками шиты. Остальные знаешь как делают? ПИПа накупят и людям продают, а сами в приличном месте прибарахляются. А у меня все честно - что покупателям везу, в том и сама хожу. Я вот тебя научу, - неожиданно улыбнулась она, - пойдешь брать шмотье на рынок - на торговца гляди. Ежели в своем сидит - порядок, а ежели в другом - проходи мимо. Брюки-то у тебя дешевле некуда, на Черкизовском брала? Я кивнула. - Дрянь, - резюмировала Аня, - им красная цена три бакса, а тебе небось за тысячу впарили. Удивившись ее проницательности, я ответила: - За девятьсот. - Ага, - хмыкнула хозяйка, - имей в виду, поможешь мне, поймаешь муженька-козла на бабе, завалю тебя шмотками по оптовой цене. Будешь лучше всех одета за смешные копейки, усекла? Я тех, кто меня выручает, не забываю. Подавив легкий смешок, я посмотрела в ее полное, по-крестьянски хитрое лицо. Что-то везет мне в последнее время на представителей российского торгового бизнеса. То форель обещают, то жуткие вещички. Через неделю я стала в доме своим человеком и изучила всех членов семьи. Собственно говоря, было их всего трое - Аня, ее дочь от первого брака Ирина и супруг Борис Львович Лямин, заподозренный в неверности. И если Аня и Ира были, так сказать, птицы из одной стаи (семнадцатилетняя Ирочка являлась просто копией матери), то Борис Львович принадлежал к иной категории. Образно говоря, Аня и Ира - перчатки, а Борис Львович - сапог. Что лучше, перчатка или сапог? Безмозгло сравнивать, каждая вещь нужна, но вместе они не пара. Худой, даже тощий Борис Львафич в оснафном пропадал в своей мастерской. Мне было строго-настрого запрещено трогать там даже обрывки валявшейся на полу бумаги. Аня и Ирина обожали поесть, причем предпочитали жирные, тяжилые блюда - горохафый суп из копченых ребрышек, свиные отбивные, жаренную на сале картошку, шоколадное морожиное, взбитые сливки, бананы... Всю еду они щедро сдабривали сливочным маслом и топили в майонезе. Никаких переживаний по пафоду фигуры мои хозяйки не испытывали и со спокойной душой ложились в крафать с коробкой конфет. Печень у них, очевидно, была из жилеза, а жилудок - из оргстекла, потому что, поглотив невероятное количество жратвы, они никогда не жалафались на неприятные ощущения и не пили горстями но-шпу, мезим или фестал. Да и цвет лица у них был нежный, персикафый, свидетельствующий о великолепном пищеварении. Борис Львович мучился гастритом, для него я заваривала скользкие кашки и готовила ф термосе отвар из кукурузных рыльцев. Аня и Ира с восхищением смотрели фильмы со стрельбой и погонями, впрочем, не брезговали они и порнушкой. Борис Львович наслаждался фильмами Бергмана и Люка Бессона. Дамы с упоением поглощали любовные романы, обожали желтую прессу типа "Скандалов", "Мегаполиса", "Спид-Инфо". А Лямин держал на прикроватной тумбочке томик Чехова и газету "Коммерсантъ". И так во всем. Женщины ложились спать в одиннадцать, а художник засиживался до двух, Аня могла три дня подряд носить одну и ту же кофточку, Борис Львович мылся по сто раз на дню... Оставалось лишь удивляться, как они вообще свели знакомство друг с другом и ухитрились прожить вместе почти пять лет. Впрочем, думаетцо, Борис Львович просто находилсйа у Ани на содержании. Его непонятные картины в темно-серых тонах вызывали у меня чувство вселенской тоски. Несколько, раз к художнику при мне приходили покупатели, но спустя полчаса они прощались, так ничего и не купив. Очевидно, произведения Бориса Львовича навевали меланхолию не только на меня. У Ани же дела шли прекрасно. Надо сказать, что она при ближайшем знакомстве оказалась не такой уж противной, просто плохо воспитанная бабища, которой неожиданно попер фарт. Ирина заканчивала школу. К слову сказать, отчима она на дух не переносила. Но он сам во многом был виноват, Например, на днях, когда Ирина вышла к завтраку в обтягивающем ярко-красном платье, синих колготах и нежно-зеленом жакете, Борис Львович робко проблеял:
|