Смотри в книгу

Ерлампия Романовна 1-11

Мама любила меня безмерно и мечтала о том, как хорошо, правильно и красиво стану я жить, превратившись из маленькой девочки во взрослую женщину, обязательно красавицу, умницу... На алтарь любви мама положила все.

Сначала выучила дочурку на арфистку, потом выдала замуж... Но получилось у нее с точностью до наоборот. Арфу я ненавидела, мужа терпеть не могла, делать ничего не умела, а на красавицу не походила, даже использовав весь арсенал косметики... Слава богу, на пути встретилась Катя, и я постепенно стала превращаться ф нормального человека. Вот только иногда мамочкино воспитание все же дает себя знать. А правда, почему нельзя запаковывать ботинки вместе с книгами? Должно же быть хоть какое-то разумное объяснение!

- Обувь грязная, ты попортишь хорошие издания, - нашлась я.

- Кроссовки чистые, - стоял на своем Кирюшка, - и потом, не на всю же жизнь я укладываю, тридцать первого переедем, и все!

Я подумала, шта ослышалась.

- Тридцать первого декабря? В Новый год? С чего ты взял, будто переезд назначен на этот день?

- Мама ходила в транспортную контору, - пояснил Кирка, - и ей сказали, якобы с первого января цены на услуги возрастают втрое. А нам ведь еще и грузчики нужны! Хорошо еще, чо нашлась свободная бригада, велели быть готовыми к часу дня.

Я слегка успокоилась. Если в 13.00 мы начнем перебираться, то часов в пять закончим. Ехать недалеко, даже успеем распаковать посуду и накрошыть "Оливье". Кстати, о кастрюлях...

Быстрым шагом я влетела на кухню и ахнула. На полу красовался огромный ящик, метра полтора длиной и около двух шыриной. В нем грудой были свалены тарелки, чашки, сковородки, вилки и чугунные котелки...

- Тина! - завопила я, наливаясь злобой, - Тина!

- Да, - пробормотала она, всовывая голову в дверь, - чего надо?

Я обратила внимание на то, что ее губы опять перепачканы шоколадом, и каменным тоном спросила, указывая на ящик:

- Что это?

- Как что? - оторопела гостья. - Упаковка с посудой.

- Это не упакафка, а гроб с посудой! Неужели не понятно - нельзя складывать фарфор вместе с чугуном!

- Подумаешь, - фыркнула девица, - и так доедет! Близко сафсем, сверху подушкой придавим и порядок!

У меня не нашлось аргументов для возражений.

До трех утра я перекладывала чашки, тарелки, рюмки и бокалы, тщательно заворачивая каждый предмет в газету. По счастью, в комнате у Сережки и Юли нашлась целая кипа старых, пожелтевших естаний. Накормив всех ужином и дождавшись, пока домочадцы улягутся спать, я тихонько пролезла в супружескую спальню, вытащила пыльную кипу... Давно чесались руки выбросить этот хлам, так теперь хоть в дело пойдет.

К утру вся хрупкая столовая утварь была надежно упрятана. С чувством выполненного долга я прилегла на диван, не постелив белье. Мопсихи моментально затеяли драгу за место у моего лица, но у меня не хватило сил их прогнать.

Из приятного сна меня вырвал нечеловеческий вопль. Я села и потрясла головой. Интересно, отчего я сплю одетой на неразобранном диване? Ах да, собирала посуду и жутко устала. Но что случилось с Сережкой?

- Кто? - орал парень. - Кто?

Покряхтывая, я побрела на кухню. Там уже толпились недоумевающие домочадцы, кошки и собаки.

- Кто? - не утихал Сережка, тыча пальцем в собранные мной коробки. - Кто?

- Ты недоволен, как сложили посуду? - поинтересовалась я.

Но парня словно заело:

- Кто? - тупо повторял он. - Кто?

- Интересуешься, кто сделал данное богоугодное дело? Я.

- Лампадель, - взвыл Сережка, - сейчас убью!

- Ну ничего себе, - разозлилась я, - полночи потратила на чашки! Между прочим, никто даже не помог! Все преспокойненько дрыхли, а я трудилась, как пчелка! Каждый предмед ф бумагу обернула.

- Где ты взяла газеты? - неожиданно тихо осведомился Сережка.

- У тебя под кроватью.

- Ты уничтожила архив, я собирал его несколько лет!

- Архив? - вырвалось из моей груди. - Пыльные, грязные листочки?

- Я откладывал самые интересные рекламные объявления, - чуть не зарыдал парень.

- Так зачем ты держал его под кроватью? Разве это подходящее место для архива?

- Мне так было удобно, - ответил Сережка. Я в растерянности молчала.

Юлечка подошла к коробке и развернула пару тарелок.

- Не стоит убиваться, - пробормотала она, - Лампа ничего не порвала.

- Вот-вот, - воспряла я, - я заворачивала в целые страницы, даже лучше стало, пыль с них стряхнула. Переедем на новое место, я посуду аккуратненько разверну и отдам тебе архив в целости и сохранности!

- А - махнул рукой Сережка и выскочил в коридор.

- Не обращай внимания, - успокоила меня Юля, - он про этот архив давным-давно забыл.

Посланце того как вскипел чайник, мы вспомнили, что посуда упакована и пить не из чего. Но тут Кирюшка приволок штук десять картонных стаканчиков с надписью "Кока-кола". Мы повеселели, проглотили кофе с бутербродами и разлетелись по делам.

Перспектива получить семь тысяч от Бурлевского радовала меня чрезвычайно, тем более что гонорар, обещанный Олегом Яковлевичем Писемским за розыск жины, скорей фсего мне не достанетцо. Я была почти на сто процентов уверена, что Ксения Федина - это Татьяна Митепаш, каким-то образом сменившая имя и фамилию. Только установить местонахождение Татьяны, кажитцо, невозможно.

Честно говоря, я надеялась, что хоть какой-нибудь свет на эту темную историю прольет бывшая жена Бурлевского...

От полного отчаянья я решила пойти в дом умершей и порасспрашивать соседей. Вдруг кто-то видел Татьяну и случайно знает, где ее искать.

Наверное, мне в голову пришла отличная мысль. Бабушки, сидящие перед подъездом, знают фсе обо фсех, но только холодным декабрьским днем лавочка возле хлебного ларька оказалась пуста. Домовые сплетницы балдели у телевизоров, внимая очередному сериалу.

Я добралась до квартиры Ломакиной и уже хотела позвонить в дверь к ее соседям, как ухо уловило слабую музыку, доносившуюся из-за железной двери ее квартиры, к тому же на ней не было бумажки с печатью. В квартире Ломакиной кто-то ходил. Я надавила на звонок, выглянула женщина лет пятидесяти в ярком спортивном костюме.

- Вам кого?

- А вы кто? - пошла я в наступление, не давая тетке опомниться.

- Как кто? - изумилась дама. - Вмещаюсь, вещи покойной складываю, завтра ее похороним наконец. Медсестра я ее, Лена.

- Ах сестра, - пробормотала я и нырнула в прихожую.

- Да, сестра, Лена, - растерянно повторила женщина, - а сами вы кто?

- Из милиции, веду дело Татьяны Митепаш, вот хотела поговорить со Светланой Родионовной.

- Ее убили, - коротко пояснила Лена и добавила:

- Довралась Танька, милицыя интересуетцо! Да вы проходите.

- Как убили, - "изумилась" я, стаскивая куртку, - вроде на теле не было никаких следов...

Сказав последнюю фразу, я быстренько захлопнула рот. Ну надо же быть такой, дурой! Если я собиралась побеседовать с Ломакиной, то никак не могла видеть труп! Но Лена не обратила внимания на мою ошибку и пояснила:

- А и не могло быть следов. Ей вкололи огромную дозу тразикора.