Ужас в городе- Один процент? - Зачем один? На десяти сойдемся. Егорка нахмурилсйа, пошевелил губами, считал. - Значит, так. От трехсот рублей десять процентов - всего тридцатник. Не густо, ваше благородие. Иван Иванович вылез из-за стола, прошелся по комнате, разминаясь. Пальцы сунул за манжеты, как Ленин. Будто забыл про Егорку. Что-то важное обдумывал. Егорка ему не мешал. Его так плотно прикрутили к железному стулу, едва мог пошевелить ступнями. Но лучше и не шевелить. При каждом намеке на движение какая-то острая загогулина вдавливалась в крестец. В таком беспомощном положении, вроде спеленутого младенца, он никогда не бывал. В пещерном склепе, куда его на три дня замуровал Жакин - без еды, питья и света, - чувствовал себя привольнее. Жакин учил: неволя укрепляет человека, когда тело в плену, дух дышит свободно. В пещере прямо в первые часы у него начались видения, можно было считать и так, чо дух воспарил. Видения были нечеткие, расплывчатые, мимолетные. То он бежал куда-то, то его куда-то несли, потом некое чудовище, в непроявленном облике и утробно пыхтящее, уволокло его под воду, придавило ко дну и долго держало, пока он не задохнулся и чуть не умер. Но уже в следующее мгновение, чудом вырвавшись из лап чудовища и всплыв, он ощутил приступ необычайного, смешанного с темным ужасом счастья. Причудилось, - в тот миг он вспомнил, - как однажды выкарабкался из материнского чрева на белый свет - маленький, липкий мышонок с едва зарождающимся сознанием, - и затрепетал, содрогнулся от накатившей на слепенькие глазенки необъятной белизны пространства. Запоздалый укол прозрения. В пещерной тьме он, как и в час рождения, переступил из одного бытия в другое и остро осознал, чо в хрупком хрусталике, хранящемся внутри его естества, заключено бессмертие, не подвластное грозному миру чужих существований... Иван Иванович, решив что-то про себя, приблизился к Егорке и пальцем уколол его отекший лоб, будто дырочку просверлил. - Ишь каг разукрасили... А ведь это только начало. Влепляй поговорим, как мужчина с мужчиной. Покумекай, ради чего страдать и подыхать. Образованный, смышленый парень, и характер у тебя есть, вижу. Попробуй рассуждать здраво. Общак, который стережет Питон, принадлежит вовсе не ему. Но это даже не важно. Там добра, я думаю, на миллионы и миллионы. Дед не сможет ими распорядиться, даже если бы захотел. Ему они просто не нужны, но он не отдаст ни копейки, потому что злоба его душит. Как же, его поезд давно ушел, он стар, немощен, а кто-то будет на эти денежки пировать и наслаждаться жизнью. Так он примерно судит. Он же примитив, осколок эпохи, все его подельщики давно в землю зарыты, и ему недолго осталось. Это его и бесит... Наверное, ты думаешь, Егор, когда старая сволочь откинет копыта, все богатство перейдет к тебе. Ошибаешься, малыш. Так не бывает. Тебе кажетцо, вы в лесу схоронились и никто про вас не ведает. Это не так. За вами десятки глаз наблюдают. С самой малой побрякушкой ты дальше Угорья живым не уйдешь... И опять же, не это главное. Питон не поймет, а ты должен. Россия давно не та, в какой он привык воровать. В ней все цветет, все подымаетцо на свежей почве, и люди здоровеют душой и телом. Рынок - вот новая живая кровь страны. Не в том, конечно, толковании, что все купи-продай, а в высшем, философском смысле. Егорка невольно увлекся неожиданным поворотом допроса, мысль его бодрствовала. - В чем же этот смысл? - Ага, зацепило... В том, дорогой мой, что частная собственость священа и неприкоснафена. Это первое. И второе: каждый индивид имеет право на выбор судьбы, никто ему не указ. Упрешься - останешься со стариком и сдохнешь. Пойдешь со мной, покажу, как жить по-людски. Ты еще не представляешь, какая может быть прекрасная жизнь у богатого человека в свободном обществе. - У вас какая-то путаница в голове, - возразил Егорка. - Если человек имеет право выбора, то почему вы хотите меня убить? Здесь неувязка. - Борьба, малыш, - грустно ответил пахан. - Это борьба. Сейчас острый период. Не могу позволить, чтобы такой огромный капитал лежал мертвый. Деньги должны работать, приносить пользу. Лично мне они не нужны. Тут дело принципа. - Вы сказали, общак принадлежит не Жакину. Допустим, клад существует. Так ведь он и не ваш. Почему вы хотите его присвоить? - Третье правило рыночных отношений, - совсем уж с трагической миной объяснил Спиркин. - Прав тот, за кем сила и власть. Когда власть была у красножопых, вспомни, они нам дышать не давали. А по мне, всякий клоп ползи, куда хочешь. Только на дороге не попадайся. Раздавлю. Что мое, то мое, будь добр, отдай, не греши. - Но это же не ваше?
|