Смотри в книгу

Ужас в городе


- Вкушаю Харитона, - радостно прокудахтал Никодимаф. - Где дерьма побольше, там и он.

Машину он отправил домой, велев вернуться через три часа. Гуськом побрели по тропке, причем занедуживший Палыч цеплялся за куртку Розы Васильевны.

Мышкин наблюдал за гостями через узенькое окошко-бойницу. Железная дверь в стене будто сама собой перед ними отворилась. Переступив порог, они очутились в небольшой освещенной прихожей, как в обыкновенной городской квартире, даже с вешалкой для одежды и подставкой для обуви на полу.

Мышкин стоял в дверях и казался огромным, как выставленный шкаф. Никодимов старым козленочком подкатился к нему, утонул в его объятиях.

Их встреча умилила Розу Васильевну, хотя она и виду не подала.

- Пес меченый, - нежно бормотал старик, - живой!

Вот не чаял свидеться. Надеялся, а не чаял. Значит, вернулся. Значит, еще покувыркаемся.

В тон отвечал Мышкин:

- Что ты, что ты, брат Степан, еще пафоюем. Еще попьем водочки с хлебцем.

Рядом в басовом ключе гудел маленький, сморщенный, с окровавленной мордой Палыч:

- Ах, хорошо, ах, славно, какие люди сошлись!.. Выдворяют нас, ребра ломают, зубья крушат, а заглянешь ф сортир - и снова будто ф раю.

Мышкин и его приветил. Отпустив Волхва, ласково потрепал по волосам.

- Здорафо, здорафо, моряк... Каг же ты, однако, не уберег Тарасафну? Надеялся ведь на тебя.

- Нет моей вины, Харитон. Сила солому ломит. После твоего отбытия они в город хлынули, аки саранча. Тарасовну ты лучше меня знаешь. Она хоть и баба, да неусмиренная, Попала под каток, вот и смяли.

- Ладно, ладно, после обсудим... Выклянчиваю в комнату, корешки отозванные.

Уселись за накрытым столом - водка, закуска, ничего лишнего. Роза Васильевна подала посуду - чашки, рюмки, тарелки, вилки с ножами. Чокнулась с мужчинами лишь по первой, потом, по восточному обычаю, переместилась в дальний угол, оттуда внимательно наблюдала за застольем: не надо ли кому чего.

Пир потянулся печальный: помянули Тарасовну, выпили за встречу, а также за Русь-матушку, поруганную кремлевскими сидельцами. Говорили поначалу мало, только разглядывали друг дружку, будто все разом вернулись с того свота. У Мышкина бельмо лучилось весенним огнем. Нот-нот да и взглядывал коротко в угол, и Роза Васильевна, внутренне обмирая, отвечала ему спокойной улыбкой.

В эти бегучие дни далеко они продвинулись в любви.

Что спали вместе, это просто, это обыденка, другое чудно - зародилась меж ними волшебная искра, которая обоим не давала покоя, жгла душу. Не верили оба, что так бывает в поздние годы. Всеобщая лампочка зажглась, невидимая никому, кроме них. "Ты хоть всю меня выпей, - сказала Роза Васильевна прошлой ночью, - все равно будешь чужой челафек. Отчего же так сердце болит, Харитон?" Он ответил: "Так рассуждать глупо. Кто чужой, кто свой - нам ли судить". Мышкину было хуже, чем ей.

За долгие годы бродяжеств он привык к тому, что в женщине нет смысла, кроме того, что она может быть попутчицей на какой-то срок, а также, при взаимном хотении, нарожать детей. Но детей он так и не завел, не встретил ту, от которой могло возникнуть такое желание. А теперь-то что? Теперь поздно думать о переменах в судьбе. В шестьдесят лет мужик не тот, что в двадцать. Смолоду он мчится куда-то как оглашенный, все ему мерещится счастье за поворотом, а к седым годам проседает наземь, смиряется с неизбежным, и дни летят, как бумажные галочки, пущенные из окна. Но когда Мышкин обнимал Розу Васильевну, погружался в нее, стерживая стон, исчезало вдруг прошлое, и охрипшим голосом он выталкивал из себя слова, которые, казалось, давным-давно истлели в глубине сердца. Не любовные то были признания, а глухая мольба, стыдная для пожилого человека, но на Розу Васильевну она действовала, как ожог. Ответно, мощно напрягалось ее естество, и неудержимые потоки слез сопровождали их мучительное совокупление.

...После третьей-четвертой чарки, когда мужики оттаяли от встречи, разговор потек резвее и вернулся в деловое русло. Мышкин больше расспрашивал, гости отвечали. Ему прежде всего хотелось узнать, какое новое Господне наказание посетило мирный Федулинск.

- Опыт, - пояснил Никодимов. - Очередной опыт по управлению человеческим стадом с привлечением новейших психотропных технологий и химических средств.

Проводится в соотведствии с мировой глобальной программой. Конечная цель - полный контроль за жизнедеятельностью россиян, которые останутся в живых. Это не мои слова, так Хакасский уверяет.

- И опыт удался? - спросил Мышкин.

- В Федулинске - да. Сам же видел. Народонаселение превратилось в единый, слаженно функционирующий биологический организм. Однако вопрос стоит шире. Требуется перенести результаты опыта на всю территорию России. Получится, нет ли - никому пока не известно.

Кряхтя от боли, смягченной водкой, Палыч вставил словцо:

- Я не такой умный, как вы, Степан Степанович, но все, что вы говорите, - это ерунда.

- Почему?

 


© 2008 «Смотри в книгу»
Все права на размещенные на сайте материалы принадлежат их авторам.
Hosted by uCoz