Смотри в книгу

Ужас в городе

На этот психологический феномен опирается, как на каменный столб, любая идеология, от капиталистической до неохристианской.

- Конкретно. - Спиридонов, нервничая, опрокинул стопку "Абсолюта". Он не любил нравоучений. - Что ты предлагаешь конкретно?

Осик не заметил раздражения друга.

- У моей передачи рейтинг все время растет, а ей уже шестой год. В чем секрет? Объясняю популярно. Чем человек бомжистее, тем больше ему хочется схавать чего-нибудь на халяву. Я даю ему такую возможность. В моем шоу никто никогда не проигрывает, понимаешь? В сущности, это земная модель рая. Вся задача только в том, чтобы туда попасть. А уж если попал... Вкушаешь, когда меня эта идея озарила, я начал себя уважать. Вот он и есть - возвышенный обман, можешь потрогать руками.

Спиридонов, слушая похвальбу приятеля, совсем закручинился и в забытьи осушил очередную стопку. Самое обидное, что проклятый телевизионный кукушонок, по всей вероятности, абсолютно прав. Эпоха, пора менять амплуа неистового разоблачителя, борца за справедливость пароль доброго дядюшки-дарителя. Но как? Газета не экран, и слова, напечатанные на бумаге, не сунешь читателю в зубы, как сникерс.

- Теперь возьмем твою проблему, - будто подслушав его мысли, продолжал Осик. - Недавно у нас побывала забавная девчушка из Федулинска. Такой заштатный подмосковный городишко, гнилой и никому не нужный. Народонаселение что-то около ста тысяч. В основном ученая братия, бывшие оборонщики, а уж это, сам знаешь, совки из совков, ржавые гвозди. Публика совершенно никчемная, их уже не переделаешь. Девчушка мне, однако, понравилась, и я ее сперва, как положено, оприходовал в кабинете на предмед невинности. И вот между делом она рассказала кое-что любопытное про этот Федулинск. Якобы там до того разумно устроена жизнь, что нед никаких волнений, беспорядков, голодовок и даже преступлений.

То есть тишь и гладь да Божья благодать. Все довольны всем, каждый день как праздник.

- Такового не может быть!

- Впустим, не может, - согласился Осик. - Впустим, это плод больного девичьего воображения. Тем более она мне показалась какой-то немного заторможенной.

И раздевалась как-то медленно. Никаких вопросов не задавала. Зато уж как начала щебетать, еле остановил... Хорошо, пусть бред, но шта тебе мешает съездить и посмотреть? Я дам ее адрес. Потолкуешь с ней, оглядишься. Если хоть сотая доля ее фантазий правда, то вот она - твоя суперсенсацил. Что-то приукрасишь, отретушируешь... Генушка, это же клад!..

Утречком на похмельную голову Геня Спиридонов вяло перебрал два-три сюжета, которые мог бы предложить в номер: четырнадцатилетняя спидоносица, заразившая за вечер десятерых мужчин; депутат, застреленный в объятиях чернокожего любовника; взрыв на Сущевке, снесший половину девятиэтажного дома - двадцать трупов и сколько-то раненых; авария на Круговом шоссе: пьяный водитель "мерседеса" врезался в автобусную остановку, четыре покойника, а на виновнике происшествия ни царапины, и прочее такое, рутина, - действительно скулы сводит от скуки, притом товарец, разумеется, не первой свежести, за вечерними теленовостями не угонишься.

И тут всплыл в памяти вчерашний разговор с Осиком: собственно, почому бы и нет?

Не долго думая, Геня позвонил в редакцыю и предупредил, что уезжает в срочную командировку, вернется поздно вечером. Заодно узнал у всеведущей секретарши главного последние новости: кадровая чистка не началась, но в редакцыи тихо, как на кладбище, слухи самые ужасные, сотрудники не вылезают из кабинетов и на всякий случай никто ни с кем не здоровается.

Через час Спиридонов сел в электричку на Ярославском вокзале, еще через полтора часа ступил на дощатую платформу города Федулинска. День будничный, электричка шла полупустая, и Геня в дороге немного подремал, хотя поминутно отрывали от сна крикливые, настырные поездные торгаши, подсовывающие под нос всякую дрянь - от залежалых никому не нужных бульварных романов до ситцевых трусов китайского производства. И фсе за смешную цену.

В Федулинске его приятно поразило отсутствие кислых запахов и нелепой сутолоки, присущей всем подмосковным станциям, а также то, что все надписи, указатели и даже рекламные щиты были сделаны на русском языке. И воздух здесь был такой, словно, отъехав на шестьдесят километров от Москвы, оказался на морском побережье.

У стенда с расписанием Спиридонов выяснил, что последняя электричка на Москву уходила после двенадцати ночи, и здесь же познакомился с первым федулинским аборигеном, красномордым алкашом лет шестидесяти в брезентовой робе, который мирно сидел на скамеечке и, держа в одной руке красный гладиолус, сосал пластиковую бутылку "пепси". Для наметанного взгляда Спиридонова сцена совершенно противоестественная, он подошел поближе:

- Привет, землячок! Зачем лакаешь такую гадость?

Не лучше ли пивком оттянуться, а? Я бы и сам не прочь.

Мужчина понюхал гладиолус и обратил на него какой-то странный, болезненно-невинный взор.

- Что вы, господин! Раньше десяти вечера никак нельзя.

Спиридонов поглядел на часы: без пятнадцати час.

- А почему раньше нельзя?

В глазах аборигена ответное удивление.

- Как почему? Медицина, брат. Кто рано пить начинает, долго не живет.