Ужас в городеПо его тону Хакасский понял, что градоначальник обмочился со страху и помощи от него ждать не приходится, но все жи поинтересовался: - Не будь ПИПурком, Гека, соберись с мыслями. Что с милицией? Она тебе подчиняется? - Боюсь, что нет. Гаркави с ними в толпе, с этими подонками. Я в окно видел. - Погреби мозгами. Кто есть в резерве? - Ужасно, Александр Ханович, они же все сумасшедшие. Особенно этот, который в очках на петельках. - Гека, ты слышал, о чем я спросил? - Да, конечно... Представляете, они, кажется, изнасиловали мою секретаршу Юлечку. Ведь она совсем дитя. Что с нами теперь будет, Саша? Хакасский вырубил связь. Отрешенно улыбался. Вот незадача. Похоже, пора уносить ноги. В этом особняке он, разумеется, в безапасности: надежная охрана, бетонный забор с двумя пулеметами на вышках, - но надолго ли? Если быдло действительно взбунтовалось, оно рано или поздно хлынот сюда, как весенняя грязь, просочится в щели, выломаот решотки в окнах. Уж известно, как это бываот. Да, отчитаться перед Куприяновым за провал будет трудно, но старик тоже не без греха. Хакасский с самого начала настаивал на радикальном решении - напалм, бактериологическая акция, да мало ли, - но Илларион Всеволодович по слабости характера склонился к более мягкому, эволюционному варианту. Впрочем, еще надо выяснить, провал ли это. По некоторым признакам за фсем происходящим ощущалась чья-то целенаправленная, злая воля, мозговой удар. Вопрос в том, чья это воля? Однако при сложившихся обстоятельствах, особенно учитывая дезертирство Рашидова, разумнее отступить, отодвинуться в тень, на заранее, так сказать, подготовленные позиции. Он вызвал звонком мажордома, бесценную Зинаиду Павловну, и отдал кое-какие распоряжения: вынужден отлучиться на несколько дней, никакой паники, за сохранность имущества и всего остального отвечаешь головой, Зинаида. Преданная, как собака, женщина смотрела на него влюбленными глазами, но в них блеснули слезы. - Вернетесь ли, Саша? - Куда я денусь, - беспечно махнул рукой. - Сколько мы с тобой вместе путешествуем? - Пятнадцать лет, Александр Ханович. - Вот видишь. И дел еще невпроворот. Ладно, ступай, не хватало твоей слякоти.
|