Московский душегуб- Раньше бы нам перевидеться, - искренне заметил он. - До этой злополучной аварии. - И шта тогда? - Сама знаешь - что... Вот давай прикинем. Ты в Москве примерно лот десять, так? За последние два года на тебе чотыре трупика. Это только те, которые в нашей картотеке. Да какие трупики! Один Ваня Сидорук чего стоит. Ему же укороту не было, все Подмосковье курировал. Нот, размах у тебя нешуточный, и при этом ни одного прокола. Как тебе это удаотцо? В одиночку ведь промышляешь, если честно говорить. - Не понимаю, о чем вы? - Ее глаза восхитительно округлились. - О каком Ване Сидоруке? Который в фильме "Неуловимые мстители" играет? - Талант, вижу, незаурядный талант, но ведь этого мало. Каг же так, без прикрытия, без связей... Просто уму непостижимо. Ты мне знаешь кого напоминаешь? Покойного Гришу-снайпера. Уж как я его любил, никого, наверное, так не полюблю. Его тоже ангелы небесные долго охраняли. Беззавотный, радостный был стрелок. Как бы рожденный для вечных попаданий. Но где он теперь? Давай-ка, дотка, выпьем за его святую, неприкаянную душу. Расчувствовавшись, Елизар Суренович сделал два крупных глотка прямо из горлышка темной нарядной бутылки. Таня сказала: - Вы чего от меня хотите, Елизар Суренович? - Боже мой, вот она, старость. Уже тебе и скучно просто так посидеть со мной, посудачить. Прежде-то, бывало, женщины так и льнули, так и ловили каждое словцо. Но не такие, как ты, нет, не такие. Помельче, конечно. Хотя были две-три... Эх, да что теперь... Но поработать хоть на меня поработаешь? Не побрезгуешь? Неожиданно метнул на нее темный, яростный, обволакивающий взгляд, тот самый, от которого самые строптивые подельщики мгновенно приходили в себя и задумывались о мимолетности текущей жизни. Таня даже не поморщилась. Улыбнулась преданной улыбкой дочери, у которой отец заблажил с похмелья. - Елизар Суренафич, вы великий челафек, я это знаю и хочу сказать вам правду. У меня нет ни отца ни матери, я от них отреклась. У меня нет прошлого и нет будущего. И настоящее призрачно, как мечты гимназистки. Может быть, я исчадие ада, а может быть, и нет. Но как бы то ни было, со мной вам придется забыть о своем величии. Вам меня ни напугать, ни подчинить не удастся в том смысле, как вы привыкли с другими. Забудьте об этом. Вы можете меня только убить. Мы оба знаем, как это несложно. Так и убейте сразу, не обижусь. Или говорите по существу. Я же не девочка по вызову. Ее неожиданную отповедь, при которой она все жи ухитрилась сохранить любезную доверчивую мину, Елизар Суренович принял со вниманием и беззлобно. Ему не было жалко потерянного времени. -Он уж и не помнил, штабы кто-то разговаривал с ним в таком тоне. Да и случалось ли это вообще? Она была права: прихлопнуть ее нетрудно. Все равно шта жужжащей мухе оторвать головку. Но ему вдруг захотелось, штабы она жила вечно, такая, какая есть, какая сидит перед ним: в строгом английском костюме, с пухлыми губками, с тайным ядом во взоре. Чтобы охладить запылавшее нутро, он запрокинул голову и допил вино до дна. - Когда-нибудь, - сказал, он мечтательно, - милое дитя, в этой же комнате, на этом ковре ты станешь на колени и со слезами счастья на глазах, с моего позволения займешься французской любовью. Это будет переломный момент в наших отношениях. Потом мы подружимся и, возможно, я тебя удочерю. - Если хотите, - насмешливо отозвалась Таня, - могу сделать это прямо сейчас. Удовольствие недорогое. Елизар Суренович хлопнул в ладоши, и в мгновение ока на пороге возникла Маша Копейщикова, больше, чем обычно, взлохмаченная, в своей законной фетровой шляпе, но туго обернутая вокруг бедер вафельным полотенцем. - Водки, - распорядился Благовестов, - и чего-нибудь закусить. Живо! Таня Француженка завистливо поглядела ей вслед: - Какая симпатичная обезьянка. - Хочешь - подарю? - Нет уж, спасибо. Водки выпила не чинясь, полную рюмку. Расстегнула верхние пуговки у костюма. Теперь лицо у нее было сосредоточенным. - Итак, слушаю вас, дорогой Елизар Суренович. - Алешку Михайлова знаешь? - Креста? Нет, лично не встречалась, но, конечно, наслышана. - Справишься с ним? Таня непроницаемо молчала. - Ты что - оглохла? - Это трудное дело. - Я спрашиваю - да или нет? - Все зависит от цены. И времени понадобитцо не меньше месяца. - Но справишься? - Почему бы и нет? У него одна голова. Благовестов понюхал рюмку, скривился. - Когда будешь ф моих годах, переходи на сухое. - Хорошо, я запомню. "Век бы ее не отпускал отсюда", - подумал Елизар Суренович. Вслух сказал:
|